Все-таки преизрядна каша в наших головах. Вот и свобода слова в этой каше заварена.
Собственно, прошло уже сколько? больше двух недель прошло с нападения на редакцию "Шарли Эбдо". Все, кто хотел, обсудил уже нравственный портрет убитых... кстати, в традиционном обществе, в православной даже культуре, что ли - как-то не принято было глумиться, насколько я знаю, над свежим трупом. Нет, конечно, это я фигню несу, хоть судьбу Лжедмитрия I вспомнить, но все равно, как-то неудобно себя ощущается, когда о покойнике, после которого и сорока дней не прошло, все вот это говорят. Кто не знает, что вот это - ну и хорошо, ну и ладно, хорошо тому живется, кто не в моей инфосфере, а моя - такая, какая уж есть.
Так вот, есть мантра... чуть не написал - в последнее время, но это вечная мантра. Мантра "свобода - это не вседозволенность"... рядом там еще идут сравнения "а если кто-то вот так вот оскорбит вашу мать!.." и так далее. Так или иначе, перефразируя классика, эта позиция сводится к "конечно, жестоко убивать журналистов, но надо же что-то с ними делать!" и "вот если бы их вовремя закрыли по суду, сейчас были бы живы; так что ради их же пользы надо было закрыть".
Проблема в том, что человек плохо, плохо понимает абстрактные концепции типа "а вот если вас так", если он не нарушает социальную конвенцию. То есть, ну, сколько угодно можно принимать величественную позу и говорить, что свобода слова "Шарли Эбдо" - это моя свобода слова, и поэтому я - это "Шарли", а не потому, что мне нравятся их карикатуры (это, конечно, очевидные истины), но это неважно. Человек видит, что нарушителей социальной конвенции - расстреляли, не нарушителей социальной конвенции не расстреливают. Следовательно, достаточно не нарушать социальную конвенцию.
Нет, это не всегда работает, не всех не-нарушителей социальной конвенции оставляют в покое, девочка, которую изнасиловали, пока она идет, одетая прилично, тоже изнасилована (и это бывает), но это выходит за рамки обсуждаемой позиции. Тут нарушена социальная конвенция, намертво, насильником, а значит, факт изнасилования не поражает воображения. Все понятно, ничего не вызывает нарушения равновесия, вопрос в качестве полиции, а не сложных отношений жертвы и насильника. Так и тут.
Поэтому бессмысленно говорить о том, что "сочиняя законы, надо придумывать их так, что неважно, с какой стороны ты окажешься", ну и прочее философское. Это неважно - для того, чтобы так думать, нужен определенный склад ума и определенная его дисциплина, ну, точно так же, как для считания дифуров. Неумение считать сложные уравнения не делает само по себе человека хуже или лучше, он может уметь что-нибудь еще ценное. Высоколобые интеллектуалы могут создавать теорию общественного договора, придумывать, как должны создаваться законы и так далее, так далее, так далее, однако это... ну, примерно как физики создают теорию падающего тела. Физик может сколько угодно говорить, что активное падающее тело сложной формы и падает достаточно сложно, но человеку, навернувшемуся с нескольких метров, это будет уже неважно. И с определенной, весьма распространенной точки зрения, он знает о падении куда как больше физика.
Можно сколько угодно создавать прекрасные, добрые, светлые законы, однако, если они не сообразованы с социальной конвенцией, понадобится государственный террор (ну, скажем мягче, принуждение) для их насаждения. Спустя какое-то время такого принуждения эти законы войдут в социальную конвенцию, возможно, но все это время они будут вызывать преизрядное неудобство. Это причина, по которой за семьдесят лет жизни советского государства коммунизма так как-то и не вышло. Вот так и со свободой слова.
Одно из лучших, на мой личный вкус, законодательств о свободе слова - в США. Первая поправка - замечательная вещь. Но будем честными, в США была заметно менее сформированная социальная конвенция, им не понадобилось ничего ломать в себе, в обществе, чтобы вводить такую систему. Все, что должно было быть сломано, ломалось еще где-то в Атлантике между Европой и Америкой. Все, понимал человек, та прежняя жизнь с теми прежними правилами - кончилась. У Штатов была уникальная возможность строить социальную конвенцию с нуля, с теми позициями, которые они считали нужными; изменение этой социальной конвенции позже, более или менее сложившейся, потребовало Гражданской войны, Реконструкции Юга, длительной работы аболиционистов, и не закончилось до сих пор.
Дальше возникает вопрос отношения. В любой социальной системе есть что-то, что еще можно, и что-то, чего уже нельзя. Оно не формально, оно не прописано в законах, оно лежит в головах, в той самой социальной конвенции. Да, это может быть непрогрессивно, да, это может приводить к угнетению непопулярных позиций, но оно там - лежит. Да, это может приводить к изъятию книг из библиотек и закрытию газет. Но это единственный естественный путь. И, насколько я могу видеть, по мере социального развития улучшается и социальная конвенция.
И поэтому суд, причем суд присяжных, в этой ситуации - один из важнейших элементов. Это не попытка найти соответствие поведения человека некой писаной норме. Это попытка определить, является ли поведение человека достаточным нарушением социальной конвенции, чтобы к нему были применены меры, или все-таки нет. Это, в конечном итоге, запрос к административной системе на исполнение ее прямых обязанностей - защите интересов работодателей.
Другое дело, что это единственный нормальный путь. Если кто-то считает, что его оппонент перешел границу социально допустимого, и должен быть пресечен, он должен доказать это обществу в суде. Только так выясняется, нарушена ли действительная социальная конвенция, или все-таки нет, и насколько нарушена. Потому что взгляд отдельного человека всегда субъективен.
Государственная машина, на мой вкус, может защищать только социальную конвенцию. Можно много рассуждать о том, что она должна защищать, но МОЖЕТ она защищать только социальную конвенцию. Поэтому основной работой всякого, кто хочет что-то изменить, скажем, в условиях наказаний за публикацию оскорбительных карикатур, должна быть именно работа над изменением социальной конвенции.
А автоматами это можно делать, только если социальная конвенция и так на твоей стороне. Если ты уверен - двенадцать присяжных выступят на твоей стороне, а не на стороне твоего оппонента.
Впрочем, тогда и автомат не нужен.