The Future's pretty cool!
читать дальшеКак известно, «логос не обманешь», или, выражаясь проще, как вы лодку назовете, так она и поплывет. Советского Союза это касается в особой степени.
СССР категорически не был нормальным государством, он был химерой. Это не хорошо и это не плохо, это просто государство, которое опирается не на какие-то материальные, реальные факторы — ну, там, например, национальное государство, государство, в котором гражданами только евреи. Или вот географически-ориентированное государство — Великобритания, в «чистом» виде старающеся охватить Британские острова, ну и остальное, насколько захапывается. Ну или просто традиция «мы всегда тут жили» - у той же Франции меняется все, меняется тип правления, правители, основные философские мысли — но Франция оставалась, и оставалась она, в общем-то, Францией. Химера не такова.
Химера возникает там и так, где и как раньше ничего не было, она не опирается на что-то конкретное, это система, не скованная традициями и ограничениями, она может начинать с нуля, сообразуясь с представлением своих элит о прекрасном. Вот, например, ранние САСШ — вполне химера. Или СПЦА (кто, кстати, помнит, что это и где было? к слову о геополитических катастрофах). Они не ограничены в выборе символов и политик, все, что их органичивает — легитимность власти, желание управляемых быть, собственно говоря, управляемыми этой конкретной властью. Кстати, как правило, на ранних этапах развития химер сил навязать управляемым свою власть у государства нет, как нет и самого государства, оно только-только начинает формироваться.
Итак, СССР, Союз Советских Социалистических Республик. Оформление символьной системы. Четыре бомбы, взорвавшиеся в итоге в 91-ом году.
Слово «республик» подразумевает, что суверенитет государства принадлежит народу этой страны. То есть, не власть контролирует народ, а народ подобрал себе вот такую вот власть, которая его устраивает. Первая бомба, подразумевавшая (и подразумевающая до сих пор, так называемое «право на восстание», выраженное самым чистым образом в американской Декларации независимости ), что жители государства могут сколько угодно менять государственную систему — если считают нужным.
Слово «союз» значит, что государство заведомо не едино, а составлено из нескольких республик. В первой Конституции СССР право на выход республики из состава СССР было прописано прямо, «...что за каждой республикой обеспечено право свободного выхода из Союза», в сталинской (самой демократичной конституцией в мире) этот момент тоже не забыли — статья 17, в брежневской — статья 72. Как это взорвалось... ну, вместо одного большого СССР у нас пятнадцать независимых государств. Строго говоря, борьбу с сепаратизмом эта норма права уже делала достаточно спорной, но советские юристы старались с этим бороться; впрочем, лозунг «соблюдайте свою Конституцию» появился не зря.
Слово «советских» указывало на специфическую форму правления. Советская республика подразумевает, что в ней нет разделения на ветви власти — скажем, на парламент и правительство, власть в советской республике осуществляется собственно Советами — выборным местным органом, непрофессиональным в управлении государством, зато действующим без «прокладок» между управляемыми и управленцами. «Каждая кухарка должна научиться управлять государством» - это именно для работоспособности Советов. На практике, конечно, имело место бюрократическое управление, которое перестали даже прятать в 1946 году, переименовав Совет народных коммисаров (то есть учреждение, в котором как бы обычных людей Советы поставили исполнять волю) в Совет министров, то есть отдельных, специальных, профессиональных людей. В «брежневской» (77-го) года конституции появилась пресловутая 6-ая статья , как она, опять же, согласовывалась в чистом виде с властью Советов, было не до конца очевидно, но бомба опять-таки очевидна — власть Советов безусловно выше власти СовМина и даже власти Коммунистической Партии.
Наконец, четвертое слово... социалистической. Ох уж этот социализм.
Когда-то, очень давно, до слова «социализм» люди не додумались. Изменилось это в 1834 году, когда философ Пьер Леру (француз) написал статью «Об индивидуализме и социализме». Суть статьи, в общем-то, на современное время была проста, как две копейки. Идея в том, что в каждом человеке соединяются его личные интересы, желания, стремления, из которых основным является стремление к свободе — и некоторые побуждения, которых от него «хочет» социум, потребности и желания человека как социальной единицы. Собственно, индивидуализм — это личная составляющая человека, социализм — общественная. Поскольку это французские утописты девятнадцатого века, по Леру эти две составляющие должны равномерно и гармонично сочетаться и тогда будет праздник жизни.
Вообще, французские утописты (Сен-Симон, в частности и особенности) незаслуженно забыты современными российскими социалистами (ими, впрочем, поскольку они советские социалисты, очень и очень многое незаслуженно забыто!). «От каждого по способностям, каждому по труду» - это именно они. По Сен-Симону, государство, нация может существовать нормально только и исключительно в том случае, если основой его являются индустриалы — люди, собственным трудом создающие некоторый продукт или создающие условия для его создания (в идеале, никого кроме индустриалов в обществе вообще нет). Рантье, люди, получающие ресурсы, но не занятые для этого трудом — рак, убивающий государства. Забавно, кстати, что издать свои первые работы Сен-Симон смог исключительно благодаря тому, что отказался от наследства, за что семья назначила ему пенсию; т. е., исключительно благодаря тому, что стал рантье. К чести Сен-Симона, впрочем, должно быть отмечено, что это быстро изменилось. Соответственно, высших чиновников, военные чины, клир (особенно клир! Сен-Симон был ярким антиклерикалом), монархов, собственников-рантье — всех их можно убрать как ненужных, и общество от того только процветет.
Кроме французских утопических социалистов, незаслуженно забыты классики английского капитализма (где-то тут впервые появляется слово «диалектика»!). Адам Смит, с его пресловутой «невидимой рукой рынка», собственно, о чем писал, если изложить в пяти строчках? Что «при прочих равных» вещь купят за ту цену, которую та вещь стоит. Для того, чтобы вещь купили за какую-то другую, большую, цену, нужно, чтобы применялись внеэкономические средства (условно, человека должны для этого пинать ногами до согласия на покупку). Если в некоторой стране есть возможность производить товары и свободно обменивать их на некотором рынке, а количество производящей силы при этом растет — такая страна будет всецело радостна и богата, а работники в ней — сыты и довольны. Не потому, что отдельные экономисты того хотят, а потому, что так устроен этот мир — на производство некоторой вещи нужно некоторое постоянное количество ресурса, если мы хотим произвести две единицы, нам нужно в два раза больше ресурса, частным случаем покупаемого ресурса служит труд, предложение труда остается более-менее неизменным, цена, которую предлагает за этот труд производитель, растет (потому что нужда в нем тоже растет). Без, подчеркнем еще раз, внеэкономических средств, всем хорошо, все довольны, все богатеют. Внеэкономические средства — это плохо, не делайте так, они разоряют страну. Смит, конечно, был чистым экономистом, совсем чистым, и если бы английское правительство решило снизойти до дискуссии, оно бы намекнуло, что если по отношению к английским, скажем, производителям хлеба не применят внеэкономических средств они, то куда больше внеэкономических средств применят злые завоеватели, так что богатство Англии составила вовсе не свободная торговля, как почему-то принято считать, а упорный протекционизм в экономике.
Наконец, пришел Маркс, и он был немец. Там, где Смит написал небольшую, в общем-то, книжку, а Сен-Симон вообще писал статьи и лекции, там Маркс написал огромный эзотерический талмуд, наполненный классической немецкой философией в материалистическом изводе, растущей в основном от Гегеля.
Классическая школа (это экономика «от Смита») говорит, что созданная стоимость определяется спросом и предложением на товары; т. е., получается так, что стоимость труда определяется исключительно спросом и предложением. Часть классической школы говорит «ну да, а что не так?» Другая часть говорит, что глядя на спрос и предложение, мы видим, что в ходе обработки стоимость повышается; очевидно, что эта стоимость создается трудом. Возник ряд необъясненных парадоксов (разница между тем, за сколько товар получают капиталист и рабочий).
Маркс разрешил наблюдаемый парадокс довольно просто (ну, для немецкого философа) — он сказал, что единственной сутью стоимости является вложенный в создание некоторого объекта труд, и эта стоимость является объективной, т. е., «внутренней»; есть недобытое сырье, оно само по себе ничего не стоит. К нему приложили труд, извлекли из земли, получили, скажем, руду, эта руда стоит ровно столько, сколько человекочасов труда к ней приложили. Потом к этой руде прибавили труд сталеваров (стоимость стали выше стоимости железной руды — добавили труд сталеваров), прибавили труд промышленников, получили, допустим, вилку. Вилка эта стоит столько человекочасов, сколько на нее потратили в сумме. Хитрый капиталист пользуется тем, что производство труда, то есть собственно обеспечение выживания и работы рабочей силы, стоит дешевле, чем результат приложения труда к сырью (то есть, конечный продукт), делает на этом капитал.
Таким образом, социализм-не-Леру строится на трех основных источниках.
Маркс рассказал нам, как именно дурят простого человека — платят столько, сколько необходимо для создания достаточного количества труда, а получают большую выгоду, за счет приложения этого труда для создания добавочной стоимости.
Смит научил нас, как определять стоимость правильно — это итоговая, потребительская стоимость.
Сен-Симон сказал нам, что внимания заслуживают только те, кто производят работу, а остальные и исчезнут — не жалко.
Соответственно, надо стремиться к обществу, где индустриалы будут составлять все население, и каждый из них получает полную (потребительскую) стоимость их труда. Это и есть — социализм.
И эта бомба тоже взорвалась в 91-ом.
Нет, конечно, на трех источниках и трех составных частях, вкратце описанных выше, развитие теории в социалистическом лагере не кончилось.
Проблема теории Маркса-Энгельса произошла в том, что, по старым умным немцам, социалистические революции должны были победить совсем не в тех странах, где они победили в действительности. Ведь как оно должно было быть согласно теории? Индустриальная революция требует повышения образованности и сознательности индустриалов (собственно, сам Маркс писал в основном о рабочих); сознательные рабочие, осознавая свои единые и классовые интересы, объединяются и единым фронтом выступают против капиталистического угнетения. Их большинство. «Я присутствую здесь не как рабочий-печатник, и не как каменщик или плотник, и вообще не представляю какой-нибудь одной профессии. Я выступаю от имени рабочих всех профессий, всех отраслей промышленности, всех моих собратьев, которые каждодневно зарабатывают собственными руками хлеб насущный на огромном пространстве от Атлантического океана до Тихого, от Мэна до Мексиканского залива, чтобы прокормить себя, своих жен и детей. Мой голос — это голос пяти миллионов человек»*. Если капиталисты, власть не услышат голоса пяти миллионов человек (по мнению Энгельса, например, не услышат), что ж, тем хуже для них, они будут сметены мощнейшей волной сознательных рабочих, которые наконец впервые в истории придут, чтобы создать свой, единственно справедливый порядок. Поцелуй, титры.
Таким образом, по теории, социалистические революции должны были победить в первую очередь в капиталистических странах первого эшелона, наиболее индустриально развитых. Германия, Великобритания, Франция, САСШ — вот основной список претендентов; потом, конечно, по примеру, к ним присоединятся и товарищи из менее развитых стран. Как писал в том же произведении тот же Твен... впрочем, цитата получается довольно длинная, я рекомендую найти и прочитать эту речь, она называется «Рыцари труда — новая династия», и, в общем-то, примерно дает понять, что такое, по мнению современников, социалистическая революционная ситуация.
Вышло, однако, воистину совсем по-другому.
Так или иначе, конечно, выбор примеров социалистической революции остается преизрядно на совести выбирающего. Автор этих строк предпочитает как первый пример, нечистый и проигравший в конечном итоге, Синьхайскую революцию — поскольку она была первой революцией под социалистическими флагами, разгромленной не военным путем, а позднейшими политическими интригами; это довольно спорное мнение, но и Российская Империя в число индустриальных флагманов не входила. Рабочий класс собственно капиталистических стран от победы в социалистической революции воздержался.
Воздержался, по моему, опять же легко оспариваемому мнению, по достаточно простой, хотя и диалектической** причине. Сознательный пролетариат в развитых капиталистических странах прекрасно, в общем (на то он и сознательный!) понимает, что существует он исключительно в условиях существующей экономики и производительной базы; без заводов (газет, параходов) он, в общем-то, ничто. Поэтому куда выгоднее оказалось в рамках существующей системы объединяться и добиваться вполне мирным путем нерадикальных перестановок, направленных на улучшение своего положения. Что ж, на практике по меркам конца девятнадцатого века у нас во всем «первом мире» нынче почти социализм. По крайней мере, к нему куда ближе, чем от условий Маркса к нынешнему положению.
Революция победила в стране, почти уникальной.
С одной стороны, Россия несомненно была страной сильной, мировой державой первого разряда, региональным лидером (на уровне достаточным, чтобы спорить кое-где с лидером мировым!). С другой, Россия, конечно, в Европе была страной весьма отсталой — чисто технологически ли, политически ли. Своя промышленная база у России, несомненно, была, но слой «сознательных рабочих» был куда меньше аналогичного строя в, скажем, Германии. При этом, у этих самых рабочих серьезных шансов — по крайней мере, с их точки зрения — на получение политических и экономических прав, которых им хотелось, не было вообще. «Окно Овертона» допускало социалистическую революцию.
К слову об окнах Овертона (простите уж за некоторое отступление). Хочется немного пояснить, что это такое и чем оно, на самом деле, не является — а то в последние несколько лет в Интернете проскочила статья, по которой Окно Овертона есть мистическая технология манипуляции массовым сознанием, с помощью которой (А-А-А-А-А!!!) можно легализовать что угодно (А-А-А-А-А!!!), в том числе однополые браки, каннибализм, инцест и негров. Это, мягко говоря, неточно.
Овертон описал, надо сказать, исключительно тривиальную штуку. Он писал о том, что отношение общества ко всякой идее (например, к неграм) можно разместить по условной шкале — от «непредставимо» до «общепринято». Еще раз — каждая идея, в каждый конкретный момент, в некоем моделируемом обществе, занимает место по этой шкале. Так вот, публичный демократический политик (т. е., политик, зависящий от общественного мнения), должен вмещать свою политическую программу в «окно Овертона» — то есть, его тезисы должны либо совпадать с общественным отношением, либо отличаться не более чем на одну ступень.
Например. Допустим, в обществе относятся к гомосексуальным бракам на позиции ”acceptable”, т. е., за это не убивают, люди, пропагандирующие эту идею, не преследуются по закону, но не лучше. В таком обществе массовая политическая партия (т. е., не маргиналы, направленные на узкую группу) может строить свою политику на «допустимом» отношении, на «радикальном» отношении (нет, убивать мы за это не будем, но и допустить разрушение брачного института не можем никак) или на «терпимом» отношении (сами мы так делать не будем, но, если им так хочется — почему бы и нет). Т.е., на одну ступень вниз или на одну ступень вверх. Любая другая программа в обществе «не пройдет».
Как именно смещается Окно Овертона, сам Овертон не писал. Это вообще один из святых граалей социологии — как именно меняется граница допустимого в данном конкретном обществе, как это посчитать и предсказать (а не объяснить постфактум); и один из святых граалей в манипуляции, как именно этого добиваться. Тонкое искусство, понимаете ли; если бы разрешить инцест было так просто, мы бы все давно спали с сестрами.
Или нет.***
В общем, так или иначе, революция в России победила (в октябре 17-го), потом, для непонятливых, победила еще раз (уже в гражданской войне). Вопрос встал в том, как теперь строить новое государство.
Россия — не Америка (не Германия, не Великобритания...), тут не было мощнейшей прослойки сознательных рабочих, не было сильнейшей промышленной базы. В принципе, победа в такой вот стране социалистической революции и установление диктатуры пролетариата, по Марксу — лютейшая ересь. Кроме того, вопреки теории, пролетариат соседних государств как-то не торопился поддержать пример.
Что ж, если теория расходится с фактами, тем хуже для фактов. А сознательных рабочих, крестьян и прочих индустриалов, которые в режиме текущего времени сами решают, куда должно быть пойти новое советское общество, заменили их передовым отрядом — Коммунистической партией. Это называется «теория вангуардизма» и впоследствии оказалась взята на вооружение китайцами. Хотя, конечно, как сказать — социалистические идеи и вангуардизм были основными лозунгами Синьхайской революции, произошедшей за шесть лет до ВОСР.
Примерно так в СССР (не забыть бы вклад сюда внутрипартийной борьбы двадцатых годов и личность ее победителя) вторая «С» была отложена в сторону. Нет, теоретически она была, и Советы (сперва Съезд, потом постоянный Совет) вроде как были основным органом власти в стране. По факту до самой перестройки сутью деятельности Верховного Совета было с овациями утверждать решения партии и правительства.
Примерно с этим багажом СССР пришел в брежневскую эпоху.
____________________________________________________
* Этот отрывок принадлежит перу не то чтобы крупного советского писателя, нет — это написал Марк Твен, классик Соединенных Штатов Америки, человек, в общем-то создавший современную американскую литературу. К слову отмечу, отцы-основатели СССР, начиная с того же Ленина, испытывали к Великой Американской Демократии заметно больше пиитета, чем их современные наследники.
** Диалектический метод хорошо бы отличать от метода «как хочу, так ворочу». По факту, он заключается в идее, что всякий тезис содержит в себе собственное отрицание («антитезис»), и именно в попытке найти некое разрешение возникающего противоречия происходит развитие («синтез»); в получившемся тезисе формируется собственный антитезис и т. д. Типичный пример диалектического рассуждения — собственно развитие крупного капитализма в представлении ортодоксального марксизма: в капиталистической политэкономике (тезис) неизбежно возникает сильное рабочее движение (антитезис), которое в итоге свергает капиталистического угнетателя, пользуясь организованной им же, угнетателем, машиной (синтез).
*** Скажем так, пользуясь случаем стоит отметить, что проблема инцеста немного не в том, что он категорически не принимается обществом, как почему-то кажется поборникам традиционной нравственности, так любящих приводить окно Овертона как пример технологии для наступления на их ценности (не забудем, не простим, дадим решительный отпор). Проблема инцеста в том, что он сам по себе, хотя и не приемлим с точки зрения большинства мировых культур и юридических систем, везде встречается, как в формате «сиблинг с сиблингом», так и в формате «родитель с ребенком», а Фрейд (ох уж этот Фрейд! все беды от немцев и евреев) вообще считал, что инцестуальные позывы суть один из важнейших факторов всей мировой культуры вообще.
СССР категорически не был нормальным государством, он был химерой. Это не хорошо и это не плохо, это просто государство, которое опирается не на какие-то материальные, реальные факторы — ну, там, например, национальное государство, государство, в котором гражданами только евреи. Или вот географически-ориентированное государство — Великобритания, в «чистом» виде старающеся охватить Британские острова, ну и остальное, насколько захапывается. Ну или просто традиция «мы всегда тут жили» - у той же Франции меняется все, меняется тип правления, правители, основные философские мысли — но Франция оставалась, и оставалась она, в общем-то, Францией. Химера не такова.
Химера возникает там и так, где и как раньше ничего не было, она не опирается на что-то конкретное, это система, не скованная традициями и ограничениями, она может начинать с нуля, сообразуясь с представлением своих элит о прекрасном. Вот, например, ранние САСШ — вполне химера. Или СПЦА (кто, кстати, помнит, что это и где было? к слову о геополитических катастрофах). Они не ограничены в выборе символов и политик, все, что их органичивает — легитимность власти, желание управляемых быть, собственно говоря, управляемыми этой конкретной властью. Кстати, как правило, на ранних этапах развития химер сил навязать управляемым свою власть у государства нет, как нет и самого государства, оно только-только начинает формироваться.
Итак, СССР, Союз Советских Социалистических Республик. Оформление символьной системы. Четыре бомбы, взорвавшиеся в итоге в 91-ом году.
Слово «республик» подразумевает, что суверенитет государства принадлежит народу этой страны. То есть, не власть контролирует народ, а народ подобрал себе вот такую вот власть, которая его устраивает. Первая бомба, подразумевавшая (и подразумевающая до сих пор, так называемое «право на восстание», выраженное самым чистым образом в американской Декларации независимости ), что жители государства могут сколько угодно менять государственную систему — если считают нужным.
Слово «союз» значит, что государство заведомо не едино, а составлено из нескольких республик. В первой Конституции СССР право на выход республики из состава СССР было прописано прямо, «...что за каждой республикой обеспечено право свободного выхода из Союза», в сталинской (самой демократичной конституцией в мире) этот момент тоже не забыли — статья 17, в брежневской — статья 72. Как это взорвалось... ну, вместо одного большого СССР у нас пятнадцать независимых государств. Строго говоря, борьбу с сепаратизмом эта норма права уже делала достаточно спорной, но советские юристы старались с этим бороться; впрочем, лозунг «соблюдайте свою Конституцию» появился не зря.
Слово «советских» указывало на специфическую форму правления. Советская республика подразумевает, что в ней нет разделения на ветви власти — скажем, на парламент и правительство, власть в советской республике осуществляется собственно Советами — выборным местным органом, непрофессиональным в управлении государством, зато действующим без «прокладок» между управляемыми и управленцами. «Каждая кухарка должна научиться управлять государством» - это именно для работоспособности Советов. На практике, конечно, имело место бюрократическое управление, которое перестали даже прятать в 1946 году, переименовав Совет народных коммисаров (то есть учреждение, в котором как бы обычных людей Советы поставили исполнять волю) в Совет министров, то есть отдельных, специальных, профессиональных людей. В «брежневской» (77-го) года конституции появилась пресловутая 6-ая статья , как она, опять же, согласовывалась в чистом виде с властью Советов, было не до конца очевидно, но бомба опять-таки очевидна — власть Советов безусловно выше власти СовМина и даже власти Коммунистической Партии.
Наконец, четвертое слово... социалистической. Ох уж этот социализм.
Когда-то, очень давно, до слова «социализм» люди не додумались. Изменилось это в 1834 году, когда философ Пьер Леру (француз) написал статью «Об индивидуализме и социализме». Суть статьи, в общем-то, на современное время была проста, как две копейки. Идея в том, что в каждом человеке соединяются его личные интересы, желания, стремления, из которых основным является стремление к свободе — и некоторые побуждения, которых от него «хочет» социум, потребности и желания человека как социальной единицы. Собственно, индивидуализм — это личная составляющая человека, социализм — общественная. Поскольку это французские утописты девятнадцатого века, по Леру эти две составляющие должны равномерно и гармонично сочетаться и тогда будет праздник жизни.
Вообще, французские утописты (Сен-Симон, в частности и особенности) незаслуженно забыты современными российскими социалистами (ими, впрочем, поскольку они советские социалисты, очень и очень многое незаслуженно забыто!). «От каждого по способностям, каждому по труду» - это именно они. По Сен-Симону, государство, нация может существовать нормально только и исключительно в том случае, если основой его являются индустриалы — люди, собственным трудом создающие некоторый продукт или создающие условия для его создания (в идеале, никого кроме индустриалов в обществе вообще нет). Рантье, люди, получающие ресурсы, но не занятые для этого трудом — рак, убивающий государства. Забавно, кстати, что издать свои первые работы Сен-Симон смог исключительно благодаря тому, что отказался от наследства, за что семья назначила ему пенсию; т. е., исключительно благодаря тому, что стал рантье. К чести Сен-Симона, впрочем, должно быть отмечено, что это быстро изменилось. Соответственно, высших чиновников, военные чины, клир (особенно клир! Сен-Симон был ярким антиклерикалом), монархов, собственников-рантье — всех их можно убрать как ненужных, и общество от того только процветет.
Кроме французских утопических социалистов, незаслуженно забыты классики английского капитализма (где-то тут впервые появляется слово «диалектика»!). Адам Смит, с его пресловутой «невидимой рукой рынка», собственно, о чем писал, если изложить в пяти строчках? Что «при прочих равных» вещь купят за ту цену, которую та вещь стоит. Для того, чтобы вещь купили за какую-то другую, большую, цену, нужно, чтобы применялись внеэкономические средства (условно, человека должны для этого пинать ногами до согласия на покупку). Если в некоторой стране есть возможность производить товары и свободно обменивать их на некотором рынке, а количество производящей силы при этом растет — такая страна будет всецело радостна и богата, а работники в ней — сыты и довольны. Не потому, что отдельные экономисты того хотят, а потому, что так устроен этот мир — на производство некоторой вещи нужно некоторое постоянное количество ресурса, если мы хотим произвести две единицы, нам нужно в два раза больше ресурса, частным случаем покупаемого ресурса служит труд, предложение труда остается более-менее неизменным, цена, которую предлагает за этот труд производитель, растет (потому что нужда в нем тоже растет). Без, подчеркнем еще раз, внеэкономических средств, всем хорошо, все довольны, все богатеют. Внеэкономические средства — это плохо, не делайте так, они разоряют страну. Смит, конечно, был чистым экономистом, совсем чистым, и если бы английское правительство решило снизойти до дискуссии, оно бы намекнуло, что если по отношению к английским, скажем, производителям хлеба не применят внеэкономических средств они, то куда больше внеэкономических средств применят злые завоеватели, так что богатство Англии составила вовсе не свободная торговля, как почему-то принято считать, а упорный протекционизм в экономике.
Наконец, пришел Маркс, и он был немец. Там, где Смит написал небольшую, в общем-то, книжку, а Сен-Симон вообще писал статьи и лекции, там Маркс написал огромный эзотерический талмуд, наполненный классической немецкой философией в материалистическом изводе, растущей в основном от Гегеля.
Классическая школа (это экономика «от Смита») говорит, что созданная стоимость определяется спросом и предложением на товары; т. е., получается так, что стоимость труда определяется исключительно спросом и предложением. Часть классической школы говорит «ну да, а что не так?» Другая часть говорит, что глядя на спрос и предложение, мы видим, что в ходе обработки стоимость повышается; очевидно, что эта стоимость создается трудом. Возник ряд необъясненных парадоксов (разница между тем, за сколько товар получают капиталист и рабочий).
Маркс разрешил наблюдаемый парадокс довольно просто (ну, для немецкого философа) — он сказал, что единственной сутью стоимости является вложенный в создание некоторого объекта труд, и эта стоимость является объективной, т. е., «внутренней»; есть недобытое сырье, оно само по себе ничего не стоит. К нему приложили труд, извлекли из земли, получили, скажем, руду, эта руда стоит ровно столько, сколько человекочасов труда к ней приложили. Потом к этой руде прибавили труд сталеваров (стоимость стали выше стоимости железной руды — добавили труд сталеваров), прибавили труд промышленников, получили, допустим, вилку. Вилка эта стоит столько человекочасов, сколько на нее потратили в сумме. Хитрый капиталист пользуется тем, что производство труда, то есть собственно обеспечение выживания и работы рабочей силы, стоит дешевле, чем результат приложения труда к сырью (то есть, конечный продукт), делает на этом капитал.
Таким образом, социализм-не-Леру строится на трех основных источниках.
Маркс рассказал нам, как именно дурят простого человека — платят столько, сколько необходимо для создания достаточного количества труда, а получают большую выгоду, за счет приложения этого труда для создания добавочной стоимости.
Смит научил нас, как определять стоимость правильно — это итоговая, потребительская стоимость.
Сен-Симон сказал нам, что внимания заслуживают только те, кто производят работу, а остальные и исчезнут — не жалко.
Соответственно, надо стремиться к обществу, где индустриалы будут составлять все население, и каждый из них получает полную (потребительскую) стоимость их труда. Это и есть — социализм.
И эта бомба тоже взорвалась в 91-ом.
Нет, конечно, на трех источниках и трех составных частях, вкратце описанных выше, развитие теории в социалистическом лагере не кончилось.
Проблема теории Маркса-Энгельса произошла в том, что, по старым умным немцам, социалистические революции должны были победить совсем не в тех странах, где они победили в действительности. Ведь как оно должно было быть согласно теории? Индустриальная революция требует повышения образованности и сознательности индустриалов (собственно, сам Маркс писал в основном о рабочих); сознательные рабочие, осознавая свои единые и классовые интересы, объединяются и единым фронтом выступают против капиталистического угнетения. Их большинство. «Я присутствую здесь не как рабочий-печатник, и не как каменщик или плотник, и вообще не представляю какой-нибудь одной профессии. Я выступаю от имени рабочих всех профессий, всех отраслей промышленности, всех моих собратьев, которые каждодневно зарабатывают собственными руками хлеб насущный на огромном пространстве от Атлантического океана до Тихого, от Мэна до Мексиканского залива, чтобы прокормить себя, своих жен и детей. Мой голос — это голос пяти миллионов человек»*. Если капиталисты, власть не услышат голоса пяти миллионов человек (по мнению Энгельса, например, не услышат), что ж, тем хуже для них, они будут сметены мощнейшей волной сознательных рабочих, которые наконец впервые в истории придут, чтобы создать свой, единственно справедливый порядок. Поцелуй, титры.
Таким образом, по теории, социалистические революции должны были победить в первую очередь в капиталистических странах первого эшелона, наиболее индустриально развитых. Германия, Великобритания, Франция, САСШ — вот основной список претендентов; потом, конечно, по примеру, к ним присоединятся и товарищи из менее развитых стран. Как писал в том же произведении тот же Твен... впрочем, цитата получается довольно длинная, я рекомендую найти и прочитать эту речь, она называется «Рыцари труда — новая династия», и, в общем-то, примерно дает понять, что такое, по мнению современников, социалистическая революционная ситуация.
Вышло, однако, воистину совсем по-другому.
Так или иначе, конечно, выбор примеров социалистической революции остается преизрядно на совести выбирающего. Автор этих строк предпочитает как первый пример, нечистый и проигравший в конечном итоге, Синьхайскую революцию — поскольку она была первой революцией под социалистическими флагами, разгромленной не военным путем, а позднейшими политическими интригами; это довольно спорное мнение, но и Российская Империя в число индустриальных флагманов не входила. Рабочий класс собственно капиталистических стран от победы в социалистической революции воздержался.
Воздержался, по моему, опять же легко оспариваемому мнению, по достаточно простой, хотя и диалектической** причине. Сознательный пролетариат в развитых капиталистических странах прекрасно, в общем (на то он и сознательный!) понимает, что существует он исключительно в условиях существующей экономики и производительной базы; без заводов (газет, параходов) он, в общем-то, ничто. Поэтому куда выгоднее оказалось в рамках существующей системы объединяться и добиваться вполне мирным путем нерадикальных перестановок, направленных на улучшение своего положения. Что ж, на практике по меркам конца девятнадцатого века у нас во всем «первом мире» нынче почти социализм. По крайней мере, к нему куда ближе, чем от условий Маркса к нынешнему положению.
Революция победила в стране, почти уникальной.
С одной стороны, Россия несомненно была страной сильной, мировой державой первого разряда, региональным лидером (на уровне достаточным, чтобы спорить кое-где с лидером мировым!). С другой, Россия, конечно, в Европе была страной весьма отсталой — чисто технологически ли, политически ли. Своя промышленная база у России, несомненно, была, но слой «сознательных рабочих» был куда меньше аналогичного строя в, скажем, Германии. При этом, у этих самых рабочих серьезных шансов — по крайней мере, с их точки зрения — на получение политических и экономических прав, которых им хотелось, не было вообще. «Окно Овертона» допускало социалистическую революцию.
К слову об окнах Овертона (простите уж за некоторое отступление). Хочется немного пояснить, что это такое и чем оно, на самом деле, не является — а то в последние несколько лет в Интернете проскочила статья, по которой Окно Овертона есть мистическая технология манипуляции массовым сознанием, с помощью которой (А-А-А-А-А!!!) можно легализовать что угодно (А-А-А-А-А!!!), в том числе однополые браки, каннибализм, инцест и негров. Это, мягко говоря, неточно.
Овертон описал, надо сказать, исключительно тривиальную штуку. Он писал о том, что отношение общества ко всякой идее (например, к неграм) можно разместить по условной шкале — от «непредставимо» до «общепринято». Еще раз — каждая идея, в каждый конкретный момент, в некоем моделируемом обществе, занимает место по этой шкале. Так вот, публичный демократический политик (т. е., политик, зависящий от общественного мнения), должен вмещать свою политическую программу в «окно Овертона» — то есть, его тезисы должны либо совпадать с общественным отношением, либо отличаться не более чем на одну ступень.
Например. Допустим, в обществе относятся к гомосексуальным бракам на позиции ”acceptable”, т. е., за это не убивают, люди, пропагандирующие эту идею, не преследуются по закону, но не лучше. В таком обществе массовая политическая партия (т. е., не маргиналы, направленные на узкую группу) может строить свою политику на «допустимом» отношении, на «радикальном» отношении (нет, убивать мы за это не будем, но и допустить разрушение брачного института не можем никак) или на «терпимом» отношении (сами мы так делать не будем, но, если им так хочется — почему бы и нет). Т.е., на одну ступень вниз или на одну ступень вверх. Любая другая программа в обществе «не пройдет».
Как именно смещается Окно Овертона, сам Овертон не писал. Это вообще один из святых граалей социологии — как именно меняется граница допустимого в данном конкретном обществе, как это посчитать и предсказать (а не объяснить постфактум); и один из святых граалей в манипуляции, как именно этого добиваться. Тонкое искусство, понимаете ли; если бы разрешить инцест было так просто, мы бы все давно спали с сестрами.
Или нет.***
В общем, так или иначе, революция в России победила (в октябре 17-го), потом, для непонятливых, победила еще раз (уже в гражданской войне). Вопрос встал в том, как теперь строить новое государство.
Россия — не Америка (не Германия, не Великобритания...), тут не было мощнейшей прослойки сознательных рабочих, не было сильнейшей промышленной базы. В принципе, победа в такой вот стране социалистической революции и установление диктатуры пролетариата, по Марксу — лютейшая ересь. Кроме того, вопреки теории, пролетариат соседних государств как-то не торопился поддержать пример.
Что ж, если теория расходится с фактами, тем хуже для фактов. А сознательных рабочих, крестьян и прочих индустриалов, которые в режиме текущего времени сами решают, куда должно быть пойти новое советское общество, заменили их передовым отрядом — Коммунистической партией. Это называется «теория вангуардизма» и впоследствии оказалась взята на вооружение китайцами. Хотя, конечно, как сказать — социалистические идеи и вангуардизм были основными лозунгами Синьхайской революции, произошедшей за шесть лет до ВОСР.
Примерно так в СССР (не забыть бы вклад сюда внутрипартийной борьбы двадцатых годов и личность ее победителя) вторая «С» была отложена в сторону. Нет, теоретически она была, и Советы (сперва Съезд, потом постоянный Совет) вроде как были основным органом власти в стране. По факту до самой перестройки сутью деятельности Верховного Совета было с овациями утверждать решения партии и правительства.
Примерно с этим багажом СССР пришел в брежневскую эпоху.
____________________________________________________
* Этот отрывок принадлежит перу не то чтобы крупного советского писателя, нет — это написал Марк Твен, классик Соединенных Штатов Америки, человек, в общем-то создавший современную американскую литературу. К слову отмечу, отцы-основатели СССР, начиная с того же Ленина, испытывали к Великой Американской Демократии заметно больше пиитета, чем их современные наследники.
** Диалектический метод хорошо бы отличать от метода «как хочу, так ворочу». По факту, он заключается в идее, что всякий тезис содержит в себе собственное отрицание («антитезис»), и именно в попытке найти некое разрешение возникающего противоречия происходит развитие («синтез»); в получившемся тезисе формируется собственный антитезис и т. д. Типичный пример диалектического рассуждения — собственно развитие крупного капитализма в представлении ортодоксального марксизма: в капиталистической политэкономике (тезис) неизбежно возникает сильное рабочее движение (антитезис), которое в итоге свергает капиталистического угнетателя, пользуясь организованной им же, угнетателем, машиной (синтез).
*** Скажем так, пользуясь случаем стоит отметить, что проблема инцеста немного не в том, что он категорически не принимается обществом, как почему-то кажется поборникам традиционной нравственности, так любящих приводить окно Овертона как пример технологии для наступления на их ценности (не забудем, не простим, дадим решительный отпор). Проблема инцеста в том, что он сам по себе, хотя и не приемлим с точки зрения большинства мировых культур и юридических систем, везде встречается, как в формате «сиблинг с сиблингом», так и в формате «родитель с ребенком», а Фрейд (ох уж этот Фрейд! все беды от немцев и евреев) вообще считал, что инцестуальные позывы суть один из важнейших факторов всей мировой культуры вообще.
@темы: СССР, крупнейший геополитический клиффхангер, левая идея
-
-
29.02.2024 в 11:40Посетите также мою страничку
nvspwiki.hnue.edu.vn/index.php?title=Th%C3%A0nh... уведомить об открытии счета в иностранном банке
33490-+