The Future's pretty cool!
читать дальшеНа самом деле, ИГИЛ – это такая штука, в которую мы непременно должны были упереться, и вот примерно сейчас, через четыре поколения. Наряду еще с несколькими вещами. Собственно, вот уже семьдесят лет назад у нас случилась кардинальная перестановка организации взаимодействия между людьми в мире.
В 1945-1946 годах произошло событие, полностью перечеркнувшее саму идею неограниченного суверенитета, так что когда на нерушимый суверенитет ссылаются современные политики, это они не от большого ума. В зале суда в Нюрнберге на таком понятии поставили крест.
Что бы случилось, если бы речь шла о суверенных государствах? Ну, по завету Черчилля – как только главари пойманы, они немедленно повешены, Германия как субъект международного права прекращает свое существование, союзники между собой выясняют, как немцы живут дальше и почему. Все. В первую очередь это не устраивало СССР, потому что советская идеология вообще считала не свой суверенитет чем-то весьма эфемерным. Но было принято решение, что существует некоторая более высокая инстанция, нежели национальное государство, «суд народов, справедливый и суровый».
Можно как угодно относиться к специфике Нюрнбергского трибунала (я лично считаю его мало связанным с понятием «юридическая процедура», понятие «фарс» кажется мне уместнее), но он состоялся. Были утверждены высокие и благородные принципы международного сотрудничества, человеческой морали, гуманные правила человеческого общежития. И когда в том же 45-ом была учреждена ООН, Устав которой открывается декларацией желания избавиться от войны, вновь утвердить веру в основные права человека, в достоинство и ценность человеческой личности, в равноправие мужчин и женщин и в равенство прав больших и малых наций, и создать условия, при которых могут соблюдаться справедливость и уважение к обязательствам, вытекающим из договоров и других источников международного права, и содействовать социальному прогрессу и улучшению условий жизни при большей свободе – все хорошо знали, что за этим стоит. В 1945-ом англичане, американцы и советские могли сказать что угодно, и сорвать аплодисменты в любом случае; предпочли они сказать то, что сказали.
После 1945 года мы живем на планете, где господствующая цивилизация – гуманитарна.
Нет, не поймите меня неправильно, не надо вот сейчас хором мне рассказывать о зверствах советских (уморить диссидентуру в психушке!), американских (запах напалма по утрам!), английских (умучить Тьюринга!), любых людей. Я в курсе. Ну а в предыдущей, христианской цивилизации всегда можно было убийц, насильников, грабителей, основные посылы от этого не меняются.
На всякий случай я хочу подчеркнуть разницу. «Догуманитарная», христианская цивилизация, безусловно, несла в себе зерно вот этой гуманитарщины. Безусловно, «не убий», «не укради» - уже зародыш вот этого вот, не говоря уж о Нагорной проповеди. Но, и это ключевая разница – для христианской цивилизации речь идет о средствах, о том, как нам прийти к Богу и служить ему. Гуманитарная цивилизация считает, что основные права личности, социальный прогресс, улучшение условий жизни при большей свободе – это цели.
Проблема этой самой гуманитарной цивилизации - это «проблема козла». Как быть, когда кто-то последовательно и системно нарушает вот эти вот основные принципы, не ставит их ни в грош? Очевидно, повесить; но для этого его нужно поймать. А как ловить террориста, не разводя полицейского террора? Как вообще в условиях усиленной гуманитарности бороться с угрозами государству?
Вот прошло семьдесят лет после учреждения тех принципов, которые сейчас так мешают. Если бы что-то подобное давешнему Парижу случилось до наступления гуманитарности, то… ну ребята, у Франции шестая по силе армия в мире, четверть миллиона. Поверьте, ее хватит, чтобы войти в Сирию и устроить там резню. Во Вьетнаме американцы не добились своих целей, ну так, извините, вьетнамцы не устраивали таких терактов в США; да и цели, мягко говоря, были не превратить Вьетнам в выжженную пустошь. Но и то во Вьетнаме американцы, по оценке вьетконговцев, убили около миллиона вьетнамцев. Негуманно вышло, и мы все за это США порицаем.
В итоге наша (все-таки наша) цивилизация стоит на перепутье. Я лично вижу три пути. Да, ниже я говорю в первую очередь о Европе, потому что Евросоюз – это пятьсот миллионов человек и первая в мире экономика. Штаты, конечно, тоже не просто так, но, поверьте, списывать Старый Свет со счетов еще рановато; в скобках замечу, кстати, что многое в международной политике конца двадцатого и начала двадцать первого века становится куда понятнее, если воспринимать Европу как как минимум равноправного партнера США, а вовсе не карманной собачки, как принято.
Первый путь, слабореальный. Европа махнет рукой и скажет – пожалуйста, делайте что хотите. Это тот путь, который от Европы ожидают «люди длинной воли» (которые настаивают, что им надо дать власть во избежание и все такое), ну, там, мечеть парижской Богоматери, «когда в песках Евросоюза поднимут головы мечети». Ну… европейцы не захотят умирать в Аравии ради нефти, но вполне согласятся умирать ради того, чтобы не умирать на улицах Парижа. Не все. Но если один процент населения Евросоюза согласится пойти и повоевать, это будет пятимиллионная армия, вооруженная, мягко говоря, не последним ВПК мира. Если к этому прибавить почти миллионную армию мирного времени США…
…В общем, это второй путь. Когда Европа пожмет плечами, выдохнет и достанет из загашников все, что не очень-то хорошо спрятала в сорок пятом. Мусульмане столкнутся с нормальной оккупацией, с «подмандатными территориями», с сегрегационными лагерями, с уголовкой за почитание Мухаммеда, которую будет осуществлять оккупационное правительство без суда и следствия (притом в этом самом оккупационном правительстве будут состоять вовсе не доктора философских наук; по крайней мере, не только доктора наук). А территория Израиля будет включать в себя османскую провинцию Палестина. Плюс Синай и еще всякого до кучи.
Наконец, третий путь, который я знаю – это путь Вадима. «Два миллиона добровольцев, красивый, благоустроенный город, ворота настежь, просим! Вот вам врачи, вот вам учителя, вот вам инженеры, ученые, артисты… Хотите, как у нас? Конечно! И мы этого хотим! Кучка вонючих феодалов против коммунистической колонии – тьфу! Конечно, это случится не сразу. Придется поработать, лет пять потребуется…» Придется понимать (и поверьте, в Европе это хорошо понимают), что пяти лет не хватит, что это чудовищно затратно, что придется стрелять («что вы будете делать, если придется стрелять?..» стрелять, а что еще делать?). И Европа, на самом деле, очень не хочет этим заниматься. Потому что мороки много, местные отстреливаются, а полезного выхода не очень.
Может быть, еще какой-то путь есть, но я лично его не знаю. Я знаю, что мы слишком технически продвинуты, чтобы четыре тысячи километров от Дамаска до Парижа были серьезным барьером. То есть, в каком-нибудь пятидесятом году прошлого века можно было надеяться, что проблемы там центральной Африки или Синайского полуострова, или, если уж на то пошло, Юго-Восточной Азии Европы прямо не касаются, что это так, дальние территории для разборок между собой СССР и США (потому что ну не в Европе же разбираться?), а сейчас уже поздно.
Шарик – маленький. Людей – много. Интернет – существует. От этого никуда не деться, с этим придется жить.
Такие дела.
В 1945-1946 годах произошло событие, полностью перечеркнувшее саму идею неограниченного суверенитета, так что когда на нерушимый суверенитет ссылаются современные политики, это они не от большого ума. В зале суда в Нюрнберге на таком понятии поставили крест.
Что бы случилось, если бы речь шла о суверенных государствах? Ну, по завету Черчилля – как только главари пойманы, они немедленно повешены, Германия как субъект международного права прекращает свое существование, союзники между собой выясняют, как немцы живут дальше и почему. Все. В первую очередь это не устраивало СССР, потому что советская идеология вообще считала не свой суверенитет чем-то весьма эфемерным. Но было принято решение, что существует некоторая более высокая инстанция, нежели национальное государство, «суд народов, справедливый и суровый».
Можно как угодно относиться к специфике Нюрнбергского трибунала (я лично считаю его мало связанным с понятием «юридическая процедура», понятие «фарс» кажется мне уместнее), но он состоялся. Были утверждены высокие и благородные принципы международного сотрудничества, человеческой морали, гуманные правила человеческого общежития. И когда в том же 45-ом была учреждена ООН, Устав которой открывается декларацией желания избавиться от войны, вновь утвердить веру в основные права человека, в достоинство и ценность человеческой личности, в равноправие мужчин и женщин и в равенство прав больших и малых наций, и создать условия, при которых могут соблюдаться справедливость и уважение к обязательствам, вытекающим из договоров и других источников международного права, и содействовать социальному прогрессу и улучшению условий жизни при большей свободе – все хорошо знали, что за этим стоит. В 1945-ом англичане, американцы и советские могли сказать что угодно, и сорвать аплодисменты в любом случае; предпочли они сказать то, что сказали.
После 1945 года мы живем на планете, где господствующая цивилизация – гуманитарна.
Нет, не поймите меня неправильно, не надо вот сейчас хором мне рассказывать о зверствах советских (уморить диссидентуру в психушке!), американских (запах напалма по утрам!), английских (умучить Тьюринга!), любых людей. Я в курсе. Ну а в предыдущей, христианской цивилизации всегда можно было убийц, насильников, грабителей, основные посылы от этого не меняются.
На всякий случай я хочу подчеркнуть разницу. «Догуманитарная», христианская цивилизация, безусловно, несла в себе зерно вот этой гуманитарщины. Безусловно, «не убий», «не укради» - уже зародыш вот этого вот, не говоря уж о Нагорной проповеди. Но, и это ключевая разница – для христианской цивилизации речь идет о средствах, о том, как нам прийти к Богу и служить ему. Гуманитарная цивилизация считает, что основные права личности, социальный прогресс, улучшение условий жизни при большей свободе – это цели.
Проблема этой самой гуманитарной цивилизации - это «проблема козла». Как быть, когда кто-то последовательно и системно нарушает вот эти вот основные принципы, не ставит их ни в грош? Очевидно, повесить; но для этого его нужно поймать. А как ловить террориста, не разводя полицейского террора? Как вообще в условиях усиленной гуманитарности бороться с угрозами государству?
Вот прошло семьдесят лет после учреждения тех принципов, которые сейчас так мешают. Если бы что-то подобное давешнему Парижу случилось до наступления гуманитарности, то… ну ребята, у Франции шестая по силе армия в мире, четверть миллиона. Поверьте, ее хватит, чтобы войти в Сирию и устроить там резню. Во Вьетнаме американцы не добились своих целей, ну так, извините, вьетнамцы не устраивали таких терактов в США; да и цели, мягко говоря, были не превратить Вьетнам в выжженную пустошь. Но и то во Вьетнаме американцы, по оценке вьетконговцев, убили около миллиона вьетнамцев. Негуманно вышло, и мы все за это США порицаем.
В итоге наша (все-таки наша) цивилизация стоит на перепутье. Я лично вижу три пути. Да, ниже я говорю в первую очередь о Европе, потому что Евросоюз – это пятьсот миллионов человек и первая в мире экономика. Штаты, конечно, тоже не просто так, но, поверьте, списывать Старый Свет со счетов еще рановато; в скобках замечу, кстати, что многое в международной политике конца двадцатого и начала двадцать первого века становится куда понятнее, если воспринимать Европу как как минимум равноправного партнера США, а вовсе не карманной собачки, как принято.
Первый путь, слабореальный. Европа махнет рукой и скажет – пожалуйста, делайте что хотите. Это тот путь, который от Европы ожидают «люди длинной воли» (которые настаивают, что им надо дать власть во избежание и все такое), ну, там, мечеть парижской Богоматери, «когда в песках Евросоюза поднимут головы мечети». Ну… европейцы не захотят умирать в Аравии ради нефти, но вполне согласятся умирать ради того, чтобы не умирать на улицах Парижа. Не все. Но если один процент населения Евросоюза согласится пойти и повоевать, это будет пятимиллионная армия, вооруженная, мягко говоря, не последним ВПК мира. Если к этому прибавить почти миллионную армию мирного времени США…
…В общем, это второй путь. Когда Европа пожмет плечами, выдохнет и достанет из загашников все, что не очень-то хорошо спрятала в сорок пятом. Мусульмане столкнутся с нормальной оккупацией, с «подмандатными территориями», с сегрегационными лагерями, с уголовкой за почитание Мухаммеда, которую будет осуществлять оккупационное правительство без суда и следствия (притом в этом самом оккупационном правительстве будут состоять вовсе не доктора философских наук; по крайней мере, не только доктора наук). А территория Израиля будет включать в себя османскую провинцию Палестина. Плюс Синай и еще всякого до кучи.
Наконец, третий путь, который я знаю – это путь Вадима. «Два миллиона добровольцев, красивый, благоустроенный город, ворота настежь, просим! Вот вам врачи, вот вам учителя, вот вам инженеры, ученые, артисты… Хотите, как у нас? Конечно! И мы этого хотим! Кучка вонючих феодалов против коммунистической колонии – тьфу! Конечно, это случится не сразу. Придется поработать, лет пять потребуется…» Придется понимать (и поверьте, в Европе это хорошо понимают), что пяти лет не хватит, что это чудовищно затратно, что придется стрелять («что вы будете делать, если придется стрелять?..» стрелять, а что еще делать?). И Европа, на самом деле, очень не хочет этим заниматься. Потому что мороки много, местные отстреливаются, а полезного выхода не очень.
Может быть, еще какой-то путь есть, но я лично его не знаю. Я знаю, что мы слишком технически продвинуты, чтобы четыре тысячи километров от Дамаска до Парижа были серьезным барьером. То есть, в каком-нибудь пятидесятом году прошлого века можно было надеяться, что проблемы там центральной Африки или Синайского полуострова, или, если уж на то пошло, Юго-Восточной Азии Европы прямо не касаются, что это так, дальние территории для разборок между собой СССР и США (потому что ну не в Европе же разбираться?), а сейчас уже поздно.
Шарик – маленький. Людей – много. Интернет – существует. От этого никуда не деться, с этим придется жить.
Такие дела.
@темы: Социальное