Экономический кризис в СССР вполне читается из шестидесятых - что вот он будет, вот тенденция, вот тенденция и вот тенденция, которые к нему ведут. Что, этого не видели? Прекрасно это видели, экономисты читали об этом доклады, журналисты писали в центральных газетах. Не все и не во всех газетах, конечно, но писали. И тогда, в шестидесятых, можно было тихонько, без особых проблем, эти тенденции исправить, они тогда были в начале, эти тенденции - специфическая школа управления, расбалансировка трудовых резервов, недостаточная технологическая оснащенность. Вот порой пишут, мол, в Советском Союзе запустили же программу электронной промышленности, к 95-ому должна бы дать плоды - вот это надо было делать в середине шестидесятых, чтобы дала плоды она к началу восьмидесятых. А к 95-ому почки уже отвалятся - даже сельское хозяйство без машинизации просто не сможет давать плановое количество продукции.

Еще из тенденций... чудовищная организационная избыточность. Аграновский насчитал у одного мотеля на въезде в Москву то ли семь, то ли восемь разных подчинений.
Еще - принципиальная, жуткая, чудовищная неготовность строить работу на принципе извлечения прибыли. Если человек/коллектив работает на прибыль - это рвач, а уж если ему это удается - так это повод вообще уголовку на него завести.
И все это лакируется управленческой централизацией - то есть, невозможно, как в США, скинуть вес на плечи частного сектора и вытягивать за его счет неэффективный государственный. И нет традиции частнособственнической работы.

Вот со всем этим что-то надо было делать в конце шестидесятых (кстати, прошедшие похожий путь китайцы - с отставанием на тридцать лет - провели очень болезненные, как в идеологическом, так и в экономическом плане реформы Дэн Сяопина), но в семидесятые злые евреи подкинули нам кучу нефтедолларов - а это позволило никаких больших реформ не проводить. Вообще никаких. И если в шестидесятые что-то нужно было делать в принципе, в некотором проекте, в семидесятые время еще терпело, то в восьмидесятые надо начинать делать вот уже прямо сейчас. Немедленно. Вставать и начинать делать.

Проблема в том, что "что-то делать" - это в любом случае опираться на народные силы. Это Китаю, с его чудовищным националистическим зарядом и активнейшим разогревом всех слоев населения для участия в политике (один раз для некоторых слоев это кончилось не айс, но их ничему не научило) всегда есть откуда брать резерв, "ты же китайский коммунист, Ли! и пулемет застрочил вновь". Да даже в такой банальщине пример очевиден - стало меньше бабла, соответственно, стало меньше мяса. Стало меньше мяса, рабочим придется меньше кушать. Как делают в Китае? В Китае приходят к рабочим завода и говорят им - товарищи ханьцы! у Великого Китая временные перебои с мявсом, вам придется меньше кушать ради победы дела Маркса-Ленина-Мао! "Да здравствует дело Маркса-Ленина-Мао!" хором отвечают ханьцы. "Авось не будет как при проклятом циньском императоре, когда кушать и вовсе было нечего, и не ради дела Маркса-Ленина-Мао, а просто так, чтобы проклятый манчжур жирел, а честный ханец тощал!"

Так вот, у советского народа не было вот этой памяти о веках угнетения и о десятилетиях Гоминьдана. Что им можно сказать? Что вы будете меньше есть мяса, потому что Госплан не рассчитал? "Ну а нам какое дело", ответят рабочие в нецензурной форме. "Ради торжества коммунизма, красного дела и мира во всем мире все будем есть меньше мяса"? Пошлют еще дальше. Остается единственный вариант - "если вы не будете немного больше работать, мы будем вас немножечко стрелять танками", это, конечно, работает, но не всегда хорошо. А еще как раз в руководстве СССР сидят люди, которые там сидят благодаря тому, что однажды рабочим такое надоедает, а танки почему-то начинают стрелять не в рабочих, а совсем даже наоборот. Еще эти люди хорошо помнят, что руководство тех времен тоже искренне считало, что весь народ за них, вешает везде портреты Николая II, и не взбунтуется, потому что такого не бывает, потому что такого не бывает никогда.

Собственно, для того, чтобы было что говорить рабочим, служит идеология, ради этого режимы кормят идеологов и писателей. И если деятели искусства начинают в массовой форме гнать антисоветчину, их можно, конечно, прижать кованым сапогом, но что потом говорить рабочим, когда придется урезать паек? А урезать паек придется вот уже прямо сейчас, потому что нефтебаксы кончились, новые сравнимые доходы не начались, а проблем с шестидесятых меньше не стало. Приходится разворачивать культурную кампанию, а из культурных работников есть антисоветчики (явные или подтекстные) - и унылые партаппаратчики. А еще у нас дофига инженерных и младшенаучных кадров, а они вообще антисоветчину - Стругацких да Войновича - читают злонамеренно.

И все. Вот тут-то ребром вопрос и встает - разрешать тренд дальше (потому что он катится именно туда - официальная идеология никому не интересна, она не создает великих произведений, на ней нельзя построить героический миф, который позволит вот сейчас затянуть пояса - это и есть главный индикатор, ради чего городилась вся стена текста; если официальная идеология не порождает образов, которые не стыдно предъявлять как хотя бы "ради этого мы будем кушать меньше мяса!", я не говорю "умирать", просто кушать меньше мяса), и катись оно как катится, или время пришло перечитывать классиков, речи на съезде мудрого Сталина, Ленина, Троцкого, Маркса и Энгельса, Красный цитатник Великого Кормчего, Идею Чучхе, Ким Ир Сена премудрого. А это, ко всему прочему, страшно - потому что уж кто-кто, а люди на верхушке советского партаппарата точно знают, что иногда гражданские войны выигрывает вовсе не власть, а что власти случается в итоге - ну тут был такой Ельцин, он как раз Ипатьевский дом сносил!

То есть, беда не в том, что смена генсеков и неопределенность курса раскачивали психологическое состояние общества и элиты. Дело в том, что "десять лет мы стояли на краю пропасти, с тех пор мы сделали большой шаг вперед". Дело в том, что рабочие не хотят заниматься политикой, но они хотят кушать еду вкусно, ездить на машинах, смотреть телевизор, слушать умц-умц американского качества на японского качества магнитофонах, носить одежду импортного качества... а пива нет, портвейна нет, когда есть - оно паршивое, а телевизоры и машины в свободной продаже по доступным ценам... ну вот, как выяснилось, был в СССР такой город Владимир, но он, похоже, был такой один. И то, что народ все это прекрасно понимал и осознавал, вполне подтверждается корпусом анекдотов. Социальное государство - это дорого. Очень дорого. Очень-очень дорого. Ничего дороже нет, космонавтика - тьфу. Даже плохокачественное социальное государство - это дорого. А денег нет. И оправдываться перед народом, почему у него теперь опять еда по карточкам, и из лекарств один аспирин от всего, нечем. Не страшный голод образца начала советской власти, а просто еда по карточкам. Это уже повод для того, чтобы случился пиздец.

@темы: СССР, крупнейший геополитический клиффхангер, левая идея, политика

---

О советском образовании

На момент конца пятидесятых общество у нас было не то чтобы очень образовано. Ну, так, сойдет для нормальной страны, но СССР - не нормальная страна, а химерическое образование. Если что, это ему не в обиду, и не указание на нежизнеспособность, а просто СССР существовал как идеократия, без отсылки ко "старому авторитету". Другой пример вполне жизнеспособной химеры - ранние США; там не было отсылки к "мы всегда тут жили", общество строилось заново, не обходилось без эксцессов.

Помимо прочего, СССР существовал "под обещание", что в нем простому люду будет житься лучше, чем у капиталистических собак, которые ради доллара прибыли не пожалеют живого человека. Уже в семнадцатом году (черт, скоро уже придется уточнять, что в тысяча девятьсот) было понятно, что "жизнь лучше" включает в себя легкий доступ к образованию.

Кроме чисто идеологических соображений (а та химера, которую воплощал СССР, была, как ни крути, либеральной и интернационалистской химерой, собственно уже поэтому само существование диссиды было миной; СССР, в отличие от, скажем, Германии или Китая, просто не мог себе позволить явочным порядком истреблять инакомыслящих), были и прагматичные. Революция, по сути, уничтожила весь практически средний класс, особенно проехавшись по технической его части, на смену ему худо-бедно пришли маргиналы - пресловутый "сознательный пролетариат", старшие рабочие, техники и мастера на заводах. Потом еще преизрядно по соответствующему классу (ну и не только по нему, мягко говоря), прошлась Великая Отечественная. Настолько они по нему проехались, что в начале пятидесятых годов министром иностранных дел СССР оказался потомственный шляхтич Вышинский, а спорить ему порой приходилось с министром иностранных дел Великобритании Бевином, человеком из семьи потомственных шахтеров, который впахивал на ферме с одиннадцати лет.

Проблема в том, что подобным личным составом полноценную современную индустрию не поднимешь, нужны инженеры и нужны клерки. Особенно при плановой экономике в середине двадцатого века; в начале еще худо-бедно можно и так, там промышленность несложная. Если экономика рыночная, опять же можно и так - вы будете страдат и немножочко умырат, но потом это пройдет (если вы доживете), за счет пресловутой "невидимой руки" - потребность в инженерах естественным путем создаст потребность в университетах, а эти университеты - в том числе вполне частные - на рыночной основе подготовят нужное число инженеров и финансистов. Вообще-то это работает хуже, чем многим хотелось бы, но если мы особо никуда не торопимся - можно и так.

СССР торопился, и экономика у него была плановая, так что мы пошли другим путем. Мы просто взяли весь вот тот круг сознательных рабочих и техников, и в массовом порядке сначала заставили их получить десятилетку, а потом еще активно, прорабатывая на партсобраниях, "подключая жен" (то есть объясняя женам, что, если б муж не фигней страдал, а пошел в университет, то был бы он инженер, и оклад бы возрос!), облегчая доступ к дефициту (квартирам, например), позагоняли в университеты. Это тоже сработало, советские инженерная и научная школы входят в первую тройку в мире, но, как обычно, "за все пришлось платить".

В частности, за такие научную и инженерную школу пришлось платить...

...во-первых, разрушением страты "верхнего пролетариата". С заводов в массовом порядке начали исчезать техники и мастера, оставшиеся превращались в чудаков, а их потенциальная смена, вместо того, чтобы перенимать секреты мастерства, шла сразу в университеты - потому что для этой работы нужны мозги и амбиции, а их на инженерскую ставку, поддержанную обществом, реализовывать проще. Считалось, что любая работа, которую может сделать опытный техник, молодой инженер, которого готовили в университете за народные деньги пять лет, сможет сделать не хуже. На практике выходило совсем не так, инженеры в итоге оседали в конторах, а личный состав мастеров и техников, "сержантов индустрии", как их высокими словами называли в прессе, резко начал стареть. Кстати, с сержантами армейскими вышло примерно то же самое, советский сержант - это просто старослужащий советский рядовой, а не отдельный специалист. Зато СССР стал самой образованной страной в мире.

...во-вторых, чудовищным перерасходом средств. Зарплата инженера была больше (потому что как бы подразумевается, что для его работы необходимо иметь десять классов и пять курсов!), а функционал зачастую оставался тем же, что был у техника. При том, что инженер зачастую с этой работой не справлялся (потому что на самом деле для нее нужен опыт работы, без него никак), получалось... не очень хорошо. Плюс, заставлять инженера заниматься работой техника - это значит, что мы впустую потратили пять лет его образования. Нет, СССР был достаточно богатой страной, что уж, но это было очень дорого.

В-третьих, инженеры, финансисты, ученые и прочий высококвалифицированный персонал резко переходит из "синих" и "серых воротничков" в "белые". Они не занимаются ручной работой, они чертят, вычисляют, пишут; а еще, относительно рабочих и крестьян, они куда мобильнее, не привязаны к одному месту. Им требуется несколько иной уровень личной свободы; почему - никто точно не знает, был Маслоу с его пирамидой потребностей, но вроде бы весь вышел. Факт остается фактом - во всем мире, от Западного побережья США до Восточного побережья США, учитывая, что между ними Китай, именно "белые воротнички" оказались основными проводниками идей либерализма, политических прав и прочей диссидентствующей ереси (а университеты, опять же во всем мире - гнездо либеральной гидры), а повышение уровня образования повышает уровень личных запросов. В странах Запада их политически блокируют воротнички серые, которые и являются питательной базой для консерватизма (синим воротничкам не до того) - богатые фермеры, техники, повара, торговцы, низкоуровневые снабженцы - квалифицированный труд, не требующий высшего образования - но часть этой страты СССР не любил и предпочитал убиват как классово чуждых, а другая часть пала в неравной борьбе с системой народного образования. Потом, кстати, с этим анекдотически столкнется и немецкая армия - уже после объединения армейских специалистов Национале Фольксармее брали в бундесвер с обязательным понижением в чине; я уж не знаю, сколько там на самом деле было политики, а официальным оправданием было то, что там, где для подфуражной службы полка в ГДР брали, на минуточку, подполковника, в ФРГ работал фельдфебель.

И в принципе, в тех же семидесятых это еще реально было развернуть - в массовом порядке устроив поддержку трудовых традиций, и - непременно - усложнив доступ к образованию, скажем, осуществляя его только по путевке школы/трудового коллектива/партийного коллектива. Это не шаг вправо, это разворот как минимум на девяносто, а скорее на все сто восемьдесят градусов - вся брежневская политика образования шла по принципу "свободный доступ к образованию есть величайшее достижение советского политического строя; и бесплатная медицина, два величайших достижения; и еще отличная система пенсионного обеспечения три главных достижения; и стильные баллистические ракеты." Я не знаю в руководстве брежневской эпохи реформатора, который на это решится, и в любом случае это будет воистину самый истинный реформатор из всех истинных реформаторов. И государственный строй этой страны придется уже называть не социализмом, а как-то иначе. "Государственно-монополистический капитализм", например.

А в восьмидесятые уже поздно - вы можете сократить производство инженеров, но их уже слишком до фига. И многие люди, приходящие в индустрию, уже не очень представляют себе - что такое высококвалифицированный техник, и зачем он нужен.

@темы: СССР, Левая идея, крупнейший геополитический клиффхангер, История

---

Сэр Тэрри Пратчетт...

...был человеком, благодаря которому я заинтересовался ролевыми играми. Так уж вышло, это был "Цвет волшебства". Наверное, это мелко, по сравнению с тем, что о нем пишут другие люди, но те его вещи, которые я лично считаю великими, для меня очень хороши, но не дали мне ничего нового.
Я не могу сказать, что я как-то особенно скорблю. Я вообще не очень умею скорбеть. Особенно я не умею скорбеть по человеку, с которым я не был знаком, скорбь всегда казалась мне очень личным переживанием. Жаль, что больше не будет книг Плоского Мира, но рано или поздно это должно было произойти.
Но знаете, у меня взрывается мозг, когда о Пратчетте скорбят люди (умные люди, этого у них не отнять), высказывающие то, что у нас сейчас активно высказывается в сетях о... многом. Потому что, с точки зрения того автора, которого я читал, "Лешп наш" говорят, может, и неглупые люди, но не это делает их умнее. А Славная Революция, конечно, привела ко власти Капканса вместо Ветруна, но без нее не было б патриция Витинари.
Который, конечно, тоже тиран, но его тирания отличается гуманностью.
Я думаю, в этой скорби Пратчетт нашел бы повод для иронии.

@темы: комментарий, Политика

---

Слова Силы и Новая Алхимия

Всякий активно практикующий эзотерик пост-Переломной России сталкивался уже с феноменом Новой Науки, и, несомненно, необходимо найти для него место в некоей общей теории, некоем Золотом Храме, понять, какое место она занимает в том мироздании, где все мы ищем и находим свое.

Начнем с истории вопроса. Хотя сами красные ученые провозглашают себя первооткрывателями, ссылаясь на стоящую за ними созидательную волю народа, это не вполне точно. Так, уже в конце прошлого века в Великобритании действовал ставший притчей во языцах экстраординарный профессор Джордж Эдвард Челленджер, мастер многих наук; его изобретения, включая (но отнюдь не исчерпываясь) эфирные источники света, теорию неоднородности плотности эфира, а также печально известная шахта глубокого бурения, крайне напоминали современные достижения мастеров Новой науки. Заслуживают внимания и разработки в области сращения человека и животного (Моро и Ловенштейн), и упорно ходящие слухи о физических путешествиях за пределы атмосферы Земли (эти истории связываются с фамилиями Кейвора и Уэстона). Подводный аппарат принца Даккара, терроризировавший Мировой океан на протяжении многих лет, и созданный в противес ему британский батискаф Брюса-Партингтона, тоже сложно забыть. В общем, можно сказать, что предтечи Новой Науки начали действовать уже в середине девятнадцатого века. Невозможно, однако, не обратить внимания, что практически все эти светила (за исключением, возможно, профессора Челленджера) были, как и современные продолжатели их теорий, сторонниками идей о Новом Человеке, весьма популярными в их время.

На этих страницах не место, пожалуй, подробно описывать дискуссию между Элвином Рэнсомом и социалистами Брэктон-колледжа (она достаточно известна в соответствующих кругах), отметим лишь, что доктор Рэнсом вышел из нее победителем. Вскоре после завершения этой дискуссии не менее широко известный опыт Майкельсона-Морли показал отсутствие существования стихии эфира, а ряд исследований в области физиологии, говорить о которых всерьез автору этой статьи не хватает серьезного образования, доказал теоретическую невозможность работ Моро и Ловенштейна. Указанных ученых подвергли обструкции, немало знакомой им и ранее, а грандиозный пожар в Брэктон-колледже, бывшем, без сомнений, центром этой научной школы, уничтожил уникальные тома научных работ; как считали многие, на счастье.

Уже в те годы, надо сказать, возникло мнение (не среди серьезных физиков, нет; те согласились с результатами опыта, так появилась модная сейчас теория относительности), что результаты опыта Майкельсона-Морли не соответствуют действительности. Причины предлагались разные - кто-то считал, что имела место простая ошибка эксперимента, кто-то подозревал подлог, а кто-то считал, что реальные результаты опытов открыли экспериментаторам что-то такое, чему лучше бы оставаться сокрытым покровом тайны. Так или иначе, результаты опытов оставались признаны всем мировым научным сообществом, пока в Советской России после Перелома не были созданы современные нам произведения искусства естественных наук, получивших общее название Новой Науки.

Без всякого сомнения, впрочем, творения Новой Науки качественно превосходят осторожные опыты конца прошлого века. Однако они точно так же противоречат существующим теориям, описывающим устройство окружающего мира, общепринятым в научных кругах, как и те опыты Челленджера или Уэстона. Можно было бы легко принять теорию красных ученых об очередном шаге в развитии естественных наук, если бы не ряд непростых соображений.

Начать стоит с того, что сама идея развития естественных наук подразумевает, что созданную новую теорию можно использовать вне зависимости от личных качеств отдельных представителей науки - если, конечно, они обладают для этого достаточным уровнем интеллекта. Однако создавать технические устройства, построенные на методах Новой науки, способны только ученые, принадлежащие к небольшой научной школе; это, кстати, снова роднит Новую науку с работами Брэктон-колледжа. Конечно, можно подозревать, что эти научные теории публикуются с намеренно внесенным дефектом во избежание конкуренции, но это как-то категорически несовместимо с образом новых ученых, склонных, напротив, всячески пропагандировать свои идеи.

Этим можно было бы пренебречь, если б не еще одно немаловажное обстоятельство. Дело в том, что произведения Новой науки подчиняются сложным закономерностям оккультных практик, оставляют видимые возмущения не только в эфире, описываемом трудами специалистов по флуктуатике, но и эфира, с которым работают оккультисты, а применение на технику новоученых ритуалов изгнания духа приводит к необъяснимым поломкам оборудования, объяснить которые формально специалисты по Новой науке пока не в состоянии.

Автор этой статьи может предложить гипотезу, объясняющую эти факты. Согласно этой гипотезе, технологические устройства и объекты, создаваемые Новой наукой, являются достаточно сложными, чтобы естественным образом оказываться якорями для эфирных сущностей, придающих, в свою очередь, новые, не предсказанные естественными науками, свойства самим объектам. Состояние духа, характерное для Новой науки, при этом, вполне соответствует состоянию, которое, согласно трактатам оккультистов, требуется для работ над Великим Деланием.

Таким образом, Новую науку следует считать не последовательным развитием естественных наук девятнадцатого века, но возвращением к методам и подходам классических европейских оккультистов, лишенных заслуженного места в научном пантеоне с приходом того, что словно в издевку названо Веком Разума. Вместо того, чтобы продолжать упорно твердить, что это не работает, потому что не может работать никогда, следует открыть глаза, прозреть и увидеть новый, блистающий шаг в развитии алхимии, даже если новые алхимики сами не очень понимают, что именно они делают.

@темы: Красная Земля

---

Я решительно не был фанатом Немцова.
Но, знаете, более нравящиеся мне фигуры на роль лидера демократической оппозиции, более серьезные, более последовательные - Старовойтова там или Юшенков - имеют какое-то очень похожее с ним завершение жизни под этим небом.
И те, кто говорят, что дело Немцова должно быть быстро раскрыто, потому что иначе ой - могут вспомнить дело Старовойтовой. Ее убили в 98-ом. Дело до сих пор не закрыто.

@темы: комментарий

---

Что я думаю о присоединении Крыма

Что я думаю о присоединении Крыма

На самом деле, после того, как я тут посмотрел на несколько дискуссий, мне как-то очень захотелось рассказать одну историю, а то, кажется, ее все забыли. И то, больше двадцати лет прошло, людям, которые во время нее родились, уже алкоголь покупать можно.

Было это давно, до 91-го года. Китайцы сказали бы - "в правление под девизом Исторического Материализма". Существовало тогда на карте мира такое государство - СССР. Много о нем говорится разного, так или иначе, и, по моему глубокому убеждению, феномен Советского Союза еще ждет своего комплексного исследователя.

В данном случае я хочу напомнить, что был СССР, во-первых, страной федеративной, вот прямо так в Конституции было написано - единое союзное многонациональное государство, образованное на основе принципа социалистического федерализма, в результате свободного самоопределения наций и добровольного объединения равноправных Советских Социалистических Республик. Это, конечно, юридически-дипломатический новояз, например, о том, подразумевает ли "добровольное объединение" безусловное право выхода в форме, которую пожелают советские республики (например, в одностороннем порядке), копий сломано много, но важно сейчас не это. Важно то, что, по устройству СССР, он состоял из пятнадцати республик, формально с кучей полномочий (на практике существовало огромное количество сдерживающих факторов, из которого не стоит забывать 6-ую статью Конституции СССР - это статья, утверждающая руководящую и направляющую роль КПСС, была такая партия). А еще СССР был ядерным государством.

Стоит заметить, что, конечно, на бумаге и по Конституции пятнадцать республик были равноправны и очень самостоятельны, с собственной экономической политикой, но на практике, конечно, самостоятельно союзные республики добровольно и с песнями выполняли государственную политику, направляемую из Москвы. В частности, к этим вопросам относилась такая архиважная вещь, как определение районов базирования ядерного оружия.

И все было хорошо, первое в мире государство рабочих и крестьян, отгороженное надежным ракетно-ядерным зонтиком, с передовыми базами в пограничных советских республиках, и были в этих республиках, понятно, и спец-бч. В частности, такими республиками были Белорусская и Украинская Советские Социалистические Республики. Еще Казахская. И прибалтийские. И вообще, проще понять, где его не было, того оружия. Ну, страна одна, поделена для удобства на национально-административные границы, но все равно одна, это хорошо понимали и в Москве, и в Киеве, и в Минске, и в Алма-Ате, и вообще везде. Пока ко власти не пролезли подлые и коварные враги.

Подлые и коварные враги реализовали свою подлую и коварную сущность в полном объеме - еще при Андропове (это был такой генсек - главный коммунист, а значит - шестая статья - вообще главный человек в государстве), в 1984-ом, Советский Союз стоял твердо, уверенно смотрел в будущее и высоко поднятой головой встречал вызовы времени, а уже в 1991-ом развалился по административным границам. По-моему, такая мощь врагов, конечно, должна вызывать заслуженную ненависть, но и уважение тоже. Но так или иначе, СССР существование прекратил, начали существование пятнадцать независимых государств, и встали неприятные вопросы.

Дело в том, что у СССР были не только долги, как кто-то мог бы подумать, но и немалые активы. Например, СССР имел постоянное членство в СовБезе ООН, с правом вето. Была зарубежная собственность. Были патенты. Много чего было. И вот это все начали делить.

Западу, надо сказать, почти на все было примерно пофиг. Кроме того самого ядерного оружия. Как там эти безумноватые советские люди поделят между собой пост постоянного представителя в ООН - их СНГшное дело, что оно есть, что его нет, и без него, в случае чего, обойдемся (нормы, согласно которой Россия является постоянным членом Совбеза ООН, между прочим, мне найти не удалось, постоянным членом Совбеза, согласно уставу ООН, является СССР) - то вот призраки советских ядерных ракет в независимой Украине, независимой Белоруссии, независимом Казахстане, даже независимой Литве, пугали неиллюзорно. В общем-то было понятно, что страны эти особо богатыми и счастливыми не будут, им в любом случае придется давать финансовые вливания, а тогда на карте мира еще были живы Хуссейн (уже прославившийся, скажем, применением химического оружия, и умиротворяемый всем миром в 90-91-ом; но, в общем-то, все как-то не верили, что он угомонится), и Кадаффи был еще там, где был, и тень Ирана стояла над Средней Азией, и Северная Корея, и страны АФрики - в общем, страны Запада считали, что если бомбы останутся там, где были, о контроле над ядерным оружием можно забыть. И поэтому этот вопрос давили, давили со всей дури, в основном, конечно, США и Великобритания. Кстати, в будущем, наверное, охаивая либералов, в частности Гайдара с Козыревым, и американцев, в лице Бейкера, надо бы не забыть им записать и то, что ядерное оружие в России они все-таки собрали.

Так вот, проблем, как вы понимаете, было много, и ядерное оружие было предметом торга. Все выторговывали что-то свое, а Украина в частности выторговывала определенный экономический профицит и, главное, нерушимость границ. Проблема Украины была в Крыме и, в сильно меньшей степени, с восточными областями. Ну, кому было интересно, тот знает, что там за проблемы, а кому интересно не было, а сейчас стало - может в новостях посмотреть. А присоединение к Договору о нераспространении ядерного оружия автоматически ставило обязанность уважать приницпиальную нерушимость границ стран-участников.

И вот именно фиксацию этой нормы в итоге Украина выбила из России, США, Соединенного Королевства - пресловутый Будапештский меморандум. Который, между прочим, по нашей Конституции имеет приоритет перед нашими же национальными законами. И именно этот меморандум, ссылающийся на Заключительный акт СБСЕ, Россия, на мой вкус, нарушила, когда очень торопилась присоединить Крым.

Потому что и Заключительный акт СБСЕ, и Будапештский меморандум подразумевают уважение к границам государства, а не к тому, как идет их внутренняя политика. Вы можете призывать к переговорам с сепаратистами (между прочим, в УК РФ есть статья за призывы к сепаратизму), можете их громко и вслух поддерживать (хотя это уже как-то на грани), можете предлагать себя в посредники - но вот присоединять к себе хорошо бы уже после изменения границ по версии государства, которое территорией владеет в сообразии с международным правом. А нет (как "нет" сказала Россия в 94-ом) - так нет.
Ну или хотя бы денонсировать меморандум перед тем, как принимать новые субъекты федерации.

Вообще, история приема Крыма в состав РФ отличается, надо сказать, элегантностью. Следите за руками.
Ночь с 26 по 27 февраля - захват административных зданий, блок-посты на дорогах, Аксенов как председатель автономии. В тот же день - решение о проведении референдума о том, на каком основании Крым входит в состав Украины (это, как объясняли тогда власти Крыма, не вопрос о том, входит ли Крым в состав Украины или нет, безусловно входит). Референдум назначается на 25 мая.
1 марта - просьба Аксенова к России о вводе на территорию Крыма российских войск. В тот же день Путин просит у Совбеза РФ разрешение на применение там вооруженных сил РФ, и в тот же день его получает. Как мы теперь знаем (и никогда этого не скрывали), российские войска там применились. В тот же день дата референдума переносится 30 марта.
6 марта меняется формулировка референдума. С вопроса о том, на каком основании Крым входит в состав Украины (напомню, российские войска), он меняется на четкий вопрос - либо в Россию, либо в Украину, варианта с независимостью нет. Киев (Конституционный суд Украины), естественно, против, но кто бы его слушал.
16 марта референдум проводится, 96% за первый вариант, "в Россию". Важно - о вопросе "давайте независимость" речи не идет.
17 марта референдум признается проведенным, Крым просится в состав РФ, в тот же день предлагает соответствующий договор. В тот же день указ о признании независимости Крыма подписывает В. В. Путин.
18 марта - Крымская речь Путина.
19 марта Верховный Суд РФ признает договор между Россией и Крымом о вступлении Крыма в состав РФ соответствующим Конституции РФ.
20 марта договор ратифицирует Госдума.
21 марта его ратифицирует Совфед.
Ребята, чтоб мы все проблемы решали так быстро.
Я не знаю, кому-то еще нужны доказательства, что власть РФ прекрасно знала, что делала, и речь шла именно о присоединении Крыма еще с февраля-месяца, с полным наплевизмом на территориальную целостность Украины?

Такие дела.

@темы: Политика

---

О конвенциях

Все-таки преизрядна каша в наших головах. Вот и свобода слова в этой каше заварена.

Собственно, прошло уже сколько? больше двух недель прошло с нападения на редакцию "Шарли Эбдо". Все, кто хотел, обсудил уже нравственный портрет убитых... кстати, в традиционном обществе, в православной даже культуре, что ли - как-то не принято было глумиться, насколько я знаю, над свежим трупом. Нет, конечно, это я фигню несу, хоть судьбу Лжедмитрия I вспомнить, но все равно, как-то неудобно себя ощущается, когда о покойнике, после которого и сорока дней не прошло, все вот это говорят. Кто не знает, что вот это - ну и хорошо, ну и ладно, хорошо тому живется, кто не в моей инфосфере, а моя - такая, какая уж есть.

Так вот, есть мантра... чуть не написал - в последнее время, но это вечная мантра. Мантра "свобода - это не вседозволенность"... рядом там еще идут сравнения "а если кто-то вот так вот оскорбит вашу мать!.." и так далее. Так или иначе, перефразируя классика, эта позиция сводится к "конечно, жестоко убивать журналистов, но надо же что-то с ними делать!" и "вот если бы их вовремя закрыли по суду, сейчас были бы живы; так что ради их же пользы надо было закрыть".

Проблема в том, что человек плохо, плохо понимает абстрактные концепции типа "а вот если вас так", если он не нарушает социальную конвенцию. То есть, ну, сколько угодно можно принимать величественную позу и говорить, что свобода слова "Шарли Эбдо" - это моя свобода слова, и поэтому я - это "Шарли", а не потому, что мне нравятся их карикатуры (это, конечно, очевидные истины), но это неважно. Человек видит, что нарушителей социальной конвенции - расстреляли, не нарушителей социальной конвенции не расстреливают. Следовательно, достаточно не нарушать социальную конвенцию.

Нет, это не всегда работает, не всех не-нарушителей социальной конвенции оставляют в покое, девочка, которую изнасиловали, пока она идет, одетая прилично, тоже изнасилована (и это бывает), но это выходит за рамки обсуждаемой позиции. Тут нарушена социальная конвенция, намертво, насильником, а значит, факт изнасилования не поражает воображения. Все понятно, ничего не вызывает нарушения равновесия, вопрос в качестве полиции, а не сложных отношений жертвы и насильника. Так и тут.

Поэтому бессмысленно говорить о том, что "сочиняя законы, надо придумывать их так, что неважно, с какой стороны ты окажешься", ну и прочее философское. Это неважно - для того, чтобы так думать, нужен определенный склад ума и определенная его дисциплина, ну, точно так же, как для считания дифуров. Неумение считать сложные уравнения не делает само по себе человека хуже или лучше, он может уметь что-нибудь еще ценное. Высоколобые интеллектуалы могут создавать теорию общественного договора, придумывать, как должны создаваться законы и так далее, так далее, так далее, однако это... ну, примерно как физики создают теорию падающего тела. Физик может сколько угодно говорить, что активное падающее тело сложной формы и падает достаточно сложно, но человеку, навернувшемуся с нескольких метров, это будет уже неважно. И с определенной, весьма распространенной точки зрения, он знает о падении куда как больше физика.

Можно сколько угодно создавать прекрасные, добрые, светлые законы, однако, если они не сообразованы с социальной конвенцией, понадобится государственный террор (ну, скажем мягче, принуждение) для их насаждения. Спустя какое-то время такого принуждения эти законы войдут в социальную конвенцию, возможно, но все это время они будут вызывать преизрядное неудобство. Это причина, по которой за семьдесят лет жизни советского государства коммунизма так как-то и не вышло. Вот так и со свободой слова.

Одно из лучших, на мой личный вкус, законодательств о свободе слова - в США. Первая поправка - замечательная вещь. Но будем честными, в США была заметно менее сформированная социальная конвенция, им не понадобилось ничего ломать в себе, в обществе, чтобы вводить такую систему. Все, что должно было быть сломано, ломалось еще где-то в Атлантике между Европой и Америкой. Все, понимал человек, та прежняя жизнь с теми прежними правилами - кончилась. У Штатов была уникальная возможность строить социальную конвенцию с нуля, с теми позициями, которые они считали нужными; изменение этой социальной конвенции позже, более или менее сложившейся, потребовало Гражданской войны, Реконструкции Юга, длительной работы аболиционистов, и не закончилось до сих пор.

Дальше возникает вопрос отношения. В любой социальной системе есть что-то, что еще можно, и что-то, чего уже нельзя. Оно не формально, оно не прописано в законах, оно лежит в головах, в той самой социальной конвенции. Да, это может быть непрогрессивно, да, это может приводить к угнетению непопулярных позиций, но оно там - лежит. Да, это может приводить к изъятию книг из библиотек и закрытию газет. Но это единственный естественный путь. И, насколько я могу видеть, по мере социального развития улучшается и социальная конвенция.

И поэтому суд, причем суд присяжных, в этой ситуации - один из важнейших элементов. Это не попытка найти соответствие поведения человека некой писаной норме. Это попытка определить, является ли поведение человека достаточным нарушением социальной конвенции, чтобы к нему были применены меры, или все-таки нет. Это, в конечном итоге, запрос к административной системе на исполнение ее прямых обязанностей - защите интересов работодателей.

Другое дело, что это единственный нормальный путь. Если кто-то считает, что его оппонент перешел границу социально допустимого, и должен быть пресечен, он должен доказать это обществу в суде. Только так выясняется, нарушена ли действительная социальная конвенция, или все-таки нет, и насколько нарушена. Потому что взгляд отдельного человека всегда субъективен.

Государственная машина, на мой вкус, может защищать только социальную конвенцию. Можно много рассуждать о том, что она должна защищать, но МОЖЕТ она защищать только социальную конвенцию. Поэтому основной работой всякого, кто хочет что-то изменить, скажем, в условиях наказаний за публикацию оскорбительных карикатур, должна быть именно работа над изменением социальной конвенции.

А автоматами это можно делать, только если социальная конвенция и так на твоей стороне. Если ты уверен - двенадцать присяжных выступят на твоей стороне, а не на стороне твоего оппонента.

Впрочем, тогда и автомат не нужен.

@темы: Политика

---

О Стефане Шарбоннье

Наверное, я хочу сказать еще пару вещей. Важных.

Что касается того, что-де людей, расстрелявших карикатуристов, спровоцировали, карикатуристы знали, на что шли, могли бы и отступиться, и не рисовать.

Нет, не могли. Ну, как... по-человечески - могли, с профессиональной точки зрения - не могли.

Профессия журналиста - писать вещи, которые иногда доставляют людям вред. В основном - моральные страдания, иногда - финансовый или репутационный ущерб, если это интересно его аудитории. И это профессия опасная, за то, что человек делает ее хорошо, его редко уважают, еще реже любят и иногда убивают.

В прошлом году убито 60 журналистов. Как минимум. Речь именно о людях, которых убили при исполнении обязанностей. С 2011 года 79 журналистов убито в Сирии. Что они, не знали, что такое Сирия? Они не понимали, где и о чем они собирали информацию? 43 из них - видеооператоры, что, они не понимали, что делают, когда ходят там с камерами? Все они прекрасно понимали. А из-за специфики работы (ну, если ты не в Сирии, там все более-менее сразу понятно) никогда не знаешь, на какой твоей публикации что-то кончится, а что-то нет.

Стефана Шарбоннье пытались убить и раньше, в 2011 году, когда кинули бутылку со взрывной смесью в штаб-квартиру издания. Потом арестовали человека, собиравшегося отрезать Шарбоннье голову. Аль-Каида объявила на него охоту в 2013 (за другую карикатуру на Мухамеда). Чего этот человек, по-вашему, не понимал? Все он понимал. "У меня нет детей, нет жены, нет машины, нет долгов, и, как бы претенциозно это не звучало, я предпочту умереть стоя, чем жить, стоя на коленях." У него была женщина, Жаклин Боуграб (скорее всего ее фамилия, Bougrab, читается иначе - это же французский!), женщина, родившаяся у мусульманина, натурализовавшегося во Франции, бывший министр по делам молодежи и общественности французского правительства - она не понимала? Все она понимала, и теперь говорит, что просила его уехать из Франции. Он отказался.

У него было желание сказать что-то, что он думает, и он говорил что-то, что он думает. Журнал - всегда высказывание в первую очередь редактора, и это было высказывание. Это было скандальное высказывание, высказывание без оглядки на личности и правила приличия, его обещали убить за это высказывание, его убили за это высказывание. Закономерно.

Он не был современным интернет-троллем, который считал, что он укрылся за удобной стенкой монитора, и поэтому может сказать кому угодно любую гадость, и ничего ему не будет, и никто его не найдет, нечестно его таким представлять. Те, кого не убивают за то, что они сказали кому-то что-то неприятное - это мы, а не журналисты. Это мы говорим гадости про, например, Стефана Шарбоннье, и не думаем, что кто-то придет к нам в дом и расстреляет нас из автоматов. Если у него и были такие мысли в начале его карьеры, то уж в 2011 году его иллюзии рассеялись. Он печатал карикатуры, ни от кого не прятался, кто угодно мог его найти, его обещали найти, его нашли, его убили. Just as planned.

Журналистов убивают. За что угодно, за то, что они мудаки, за то, что они пишут не то, не там, не тогда и не затем, зачем надо. Не важно. Их убивают за то, что они хорошо делают свою работу. Их убивают тем чаще, чем ярче они свою работу делают. Иногда они умирают в собственой постели, приняв хорошую дозу галлюциногенов и сняв отчет на камеру, но перед этим эти же люди ездят с Ангелами Ада (что, они не знали, что такое Ангелы Ада?), пишут об Ангелах Ада книгу, и Ангелы Ада говорят, что этого мудака они не тронут, потому что он написал одну только правду. Хотя Хантер С. Томпсон был далек от эталона морали.

Это актуальная социальная журналистика. Она ненавидит это здесь, и это ненавидит ее здесь в ответ. Мы - это "это". Она ненавидит нас, мы ненавидим ее.

Поэтому она нуждается в нашей защите. Именно потому, что они знают, что делают, и продолжают это делать. Потому что если Первая Поправка защитит Ларри Флинта, то она защитит каждого из нас, потому что он - крайний случай. Потому что если мы хотим жить даже не хорошо, нет - если мы хотим жить прилично, нужны мудаки, которые говорят то, что нам не нравится, и не боятся за свои слова ответить.

Гребанный Стефан Шарбоннье не мог или не хотел ответить за свои слова методом расстрела человека, который пришел его убивать. Он говорил, что определенная доля населения может высказаться только автоматной очередью, плетьми, терактами, и не желает высказываться иначе. С его точки зрения, единственная верная тональность общения с этими людьми - издевка. Издевка такая, чтобы нанести им серьезную душевную травму. Он был прав, он ее нанес, его за это убили. Все. Художественные качества того, что он публиковал, с этого момента не имеют никакого значения. Они вообще имеют значение только в теплом салоне, где утонченные дамы и господа будут открывать журнальчик и кривиться - "какая пошлость".

Я не уверен, что сам Шарбоннье бы меня за это одобрил. Но если в моей картине мира есть мученики, то он - гребанный мученик. Он, а равно его коллеги, умерли за свое право говорить то, что считают нужным, вопреки требованию людей с автоматами.
Вашу мать, это заслуживает по крайней мере уважения.

@темы: Социальное

---

...в комментариях к расстрелу французских карикатуристов, конечно, открываются бездны.
Но знаете, что я подумал? Европе, Америке надо взять этот прием на вооружение.

Почему Америка напала на Ирак, на Ливию, на Сирию хочет напасть, устроила всемирную войну с терроризмом? Потому что им обидно. Обидно, понимаете? Вы вообще когда-нибудь слышали, ЧТО мусульманские руководители говорили об Америке, об Европе, о гяурах вообще? А американцы - патриоты, между прочим, они любят свою страну. Нет, тут только бомбардировки. Исламские страны сами виноваты. Потому что думать же надо было, что в открытый эфир говоришь, да?

@темы: комментарий

---

О карикатурах

Знаете, в общем-то, я ничего не хотел писать или говорить о карикатурах и расстреле французской редакции. Мне казалось, что всем и так все ясно, а кому не ясно - ну что ж, не расстреливать же его. Но сегодня человек, которого я подозревал в упоротом антилиберализме, закончил очередной комментарий смешного спора фразой "Какая-то осмысленная у нас с вами беседа получилось. Неожиданно. И странно.", восстановил кусочек моей веры в человечество. Так что, наверное, все-таки напишу.

Так вот, если бы я говорил почти с кем угодно, я бы сказал примерно так на возражение "вот, убивать людей безусловно плохо, свобода слова - свободой слова, но похабщину тоже печатать плохо, нельзя печатать похабщину!" (в том, что человеку, который говорит - убивать людей за то, что они говорят нечто нам неприятное, хорошо, правильно и только так и поступают хорошие люди, ответить невозможно рационального ничего, я пока все еще уверен):

Большая проблема в том, что есть немалая асимметрия между убийством и похабщиной; помимо тяжести, разумеется, это даже не обсуждается.
Убийство объективно. Был живой человек, творческий (вне зависимости от того, как мы относимся к его творчеству), с какими-то мыслями, по образу и подобию Божьему сотворенный - и нет живого человека.
Похабство субъективно. Кто-то считает что-то похабством, что-то нет - но есть люди, которые считают адекватным навязывать другим свое представление о похабстве и убивать за него.

Поэтому при выборе между убийством и похабщиной я безусловно за похабщину. Да даже при выборе между посадкой и похабщиной я безусловно за похабщину. Потому что одна из главных европейских свобод - это именно безнаказанное право высказывать свое мнение, в той форме, которую сочту допустимой я, а не кто-то другой, как правило - адресат моего мнения. Если оно кажется мне похабным... ну, адекватная реакция - сморщиться и пройти мимо. Возможно, вступить в дискуссию, и быть готовым, что пошлют к такой-то матери совершенно похабным образом.
Несомненно, это идеал, достижимый не более, чем достижимо полное и буквальное соблюдение всех без исключения заповедей Господних. Но это именно идеал.

Водораздел, превращающий карикатуристов в мучеников, происходит именно потому, что их убили за высказывание некоего мнения в неприятной кому-то форме. И поскольку их убили именно за это, они превращаются в мучеников вне зависимости от пустячности их мнения и их творческой работы, вне зависимости от нашей или экспертной оценки. Примерно как человек, убитый как христианин, за то, что он носит на груди крест и молится "отче наш" превращается в мученика, даже если он не святой и был крайне неприятен в быту нам лично при жизни. Причем лично для меня он будет мучеником не столько христианской веры даже, сколько мучеником права на свободу вероисповедания.

Но, поскольку я живу в России, и большая часть поводов для таких споров у меня возникает с христианами, а не с мусульманами или там синтоистами, я отвечу примерно так. И не побоюсь обидеть религиозные чувства, хотя это меня огорчит.
Ребята. В истории именно вашей религии, не ислама, не синтоизма, не, я не знаю, северного язычества какого-нибудь, именно вашей, был человек, который препохабно себя вел. Он не знал, как вести себя в храме, самочинно устанавливая в нем правила. Он с каким-то тупым гуманизмом препятствовал исполнению правосудия, жестокого, конечно, но это правосудие, оно завещано Богом. Он трапезовал с мытарями, а потом высказывал какие-то там претензии на моральный авторитет. А что он нес, во имя всего святого, что он нес! В конце концов, он сказал, что он Царь Иудейский, и был за то распят.

Так что вот кому-кому, а христианам стоило бы помолчать про похабность поведения. Вам не нравится, это противоречит вашему нравственному чувству, ваше чувство приличия негодует - вспомните, как смотрели на Него фарисеи и саддукеи, вспомните, что Он за то претерпел, и из сострадания позвольте Ему самому решать, насколько чье-то поведение похабно.

@темы: Социальное, Позиция, Культура

---

О целях режимов

Учитывая, кто меня тут читает, это все не стоит даже проговаривать, на самом-то деле. Но надо же иногда что-то руками писать.

Вообще, тезис о необходимости построить сильное и независимое государство, обладающее международным сувернитетом, способное проводить независимую политику - натыкается на очень неприятный для нынешней России камешек.
В условиях России, если реально задаться такой целью, очень нелегко НЕ быть оным сильным и независимым государством. Россия - она, ну, большая. Россия, США, Китай - пока они в своих границах, единственное, что может остановить их от бытия сильным и независимым государством - это нежелание таковым быть. Неважно, с какой стороны пойдет саботаж - со стороны населения или со стороны власти.

Другой разговор, что для проведения независимой политики нужно понимать, а что мы, собственно, проводим, чего мы хотим добиться. США более-менее себе это представляют, ну, там, теория демократического мира, экономическое процветание общества Американской Мечты, слив наружу внутреннего напряжения; хотя флагмана демократии, конечно, водит из стороны в сторону. Китай себе это более-менее представляет, ну, там реваншизм за конец девятнадцатого-начало двадцатого века, ликвидация сословного разрыва, желтый Марс. Для проведения независимой политики нужна не идеология, нужна идея.
Потому что самостоятельность, сила, независимость - это все, в хорошем случае, не цели, а средства. Мы чего-то хотим. Ну, например, (была в России такая идея, да) - "мы хотим жить как в Европе". Тут, что характерно, сразу приходят и определенные средства - не Европой или Штатами заданные, а чем-то другим, что марксисты зовут непреложными законами исторического развития, у нас немедленно сами собой нарисуются естественные союзники (и да, это Европа и Штаты), и естественные противники (и это, гм, кто-то другой). Если мы хотим границы России обр. конца девятнадцатого века, плюс Триколор Над Проливами (а почему нет? хотеть не вредно), то это другие средства, другие союзники и другие противники. Например, вряд ли нашим союзником будет Турция.
Или вот - если мы хотим мира во всем мире, то это одно (и это, как ни странно, нормальная цель), да. А вот если мы хотим, чтобы оружие наше продавалось и покупалось, то средства у нас (и промежуточные цели) будут совсем другие, нам нужны десятки локальных конфликтов по всему миру, где-нибудь в Сириях и прочих ихних Палестинах, причем конфликты тлеющие, причем - в идеале-то - чтобы в процессе там, в Сириях, еще и ресурсы не кончались от самого факта военных действий (а то чем же они нам будут платить?). Поэтому гражданская война в Сирии - хорошо, а вот принуждение к порядку американ-стайл с бомбежками инфраструктуры - плохо, этого мы допускать никак не должны. Ой. Ну да неважно, это я так, для примера. Это тоже некая идея внешней политики, которая, в свою очередь, является подчиненной к некоей идее внутренней политики, в данном случае - "нам нужен наполненный бюджет".

Если мы не ультракоммунисты с подчинением страны идее мировой революции, то у нас внутренняя политика должна всегда иметь приоритет над внешней. То есть, это внешняя политика обслуживает внутреннюю, а не наоборот. И тут тоже надо понимать, что мы строим и что нам нужно - со спектром от загнивающей гейропы, где популизм, либерализм, гомосексуализм, много других измов, и везде им дорога; до Океании из 1984 от звонка до звонка. Главное, понимать, куда мы идем и стараться идти туда последовательно. Если этого не делать, если плясать из стороны в сторону от либеральной демократии с сильным парламентаризмом и прямой политической волей народа до авторитарного управления - будет политика России обр. 90-е. Это ведь не потому оно все так было, что мы демократию строили, как говорят гайдароненавистники, и не потому так оно все было, что мы демократию не строили, как говорят гайдаролюбы. Это потому так было, что от строительства демократии мы к строительству авторитаризма переходили буквально изо дня в день.
Вот сейчас в России строится уверенно правый режим (кстати, не всю дорогу строится, это недавнее нововведение, непосредственно у меня на глазах; лет пять, не больше), и поэтому меня совершенно не удивляют так радующие всех цитаты обр. Муссолини и Гитлер в устах наших политиков. Какие цели - такие средства, кто будет строить уверенно правый режим, будет говорить такие речи. Такие нотки можно и у европейских правых политиков найти. Другое дело, что крайне правая политика как политика нормы (не кризизсное управление, а вот именно базовая норма) последние полторы сотни лет ввергает следующие ей страны в состояния крайне неприятные за два-три поколения в лучшем случае, но это уже другой вопрос.

При этом базовая, нулевая идея внутренней политики - одна всегда и на все времена. "Мы хотим, чтобы нам было зашибись, чтобы все у нас было, и ничего нам за это не было." И уже поэтому постановка вопроса вида "мы будем жить хуже, чем могли бы, но зато мы будем сильным и уважаемым государством!" - это такой оксюморон. И скорее всего говорящий это подразумевает, что вот по крайней мере ему будет жить хоть немного лучше.

@темы: Политика

---

О преступлениях режима

Подумал тут на довольно важную для меня тему.
Знаете, есть такой общий дискус - когда я заявляю о своем несогласии (скажем так) с режимом, часто задается встречный вопрос "вот а чего тебе плохого режим сделал". "На вопрос "чем лично тебя притеснил кровавый тиран?" большинство людей просто не даст ответа."
Даже убирая за скобки, что режим существует не для того, чтобы не делать мне плохого, а для того, чтобы делать мне хорошее - это, на мой вкус, очень симптоматично. Этму дискурсу в принципе не принадлежит возможность сказать, что мне в режиме может не нравиться нечто не связанное с моим непосредственным качеством жизни - что мне, например, может не нравиться последовательная отмена режимом способов давать ему обратную связь и как-то настаивать на выполнении некоторых обязательств. Что мне может не нравиться отмена возможности критики режима, в том числе достатно провокационной критики. То же самое про цензурные, например, законы.
И не просто "может не нравиться". Что я могу воспринимать это все как акты прямого угнетения меня. Прямого и бессмысленного при этом.

@темы: Политика

---

Вчерашнему дню посвящается

Знаете, почему я не люблю Советского Союза? Потому что я злой и память у меня хорошая.
Потому что никто пока не научился заставить меня забыть, как в 1990-ом, еще до всякого Гайдара (кем был Гайдар в 90-ом?), в столице нашей родины, были огромные очереди за хлебом и молоком. Мне тогда было три года, это уже вполне здравая голова, и эти очереди удивляли меня.
Потому что я читал газетные подшивки обр. 60-ые, обр. 70-ые, обр. 80-ые, и никто не убедит меня, что экономика, описанная в "Трубе" - хорошая экономика, а страна, в которой происходит "Ноль по поведению" - безопасная страна. Потому что я помню, помню про национальные выступления в республиках (это сейчас вольно нам говорить, что никто в СССР не хотел развала СССР). Потому что я очень хорошо помню, что метод "незнание - это счастье" был принят советской властью на вооружение, и сейчас многие искренне считают, что в СССР не было терактов. Да были теракты. И метро московское взрывали еще в СССР. И угоны самолетов были. И расстрелы на привокзальных площадях. Просто кто об этом помнит?
Потому, что люди, которым удавалось выехать за рубеж, возвращались оттуда с чемоданами барахла. И это барахло было, скажем так, не сувениры.
Потому что длинная и зеленая пахнет колбасой.
Потому что "Уважаемый собака Рейган! Мы прочли в газете, что двадцать процентов американцев недоедают. Просим то, что они недоедают, присылать к нам в Тулу." (И еще я помню, кстати, что уважаемые западные собаки - присылали.)
Я молчу обо всем, что связано с моими чисто эстетическими противоречиями с СССР, там, типа репортажей с суда над Бродским или Новочеркасским расстрелом, это все неважно сейчас. Я о том, что Советский Союз, как государство без стратификации граждан, уверенной поступью идущее к коммунизму, не удалось. И я буду в этом уверен, пока мне не докажут, причем именно не докажут, а не скажут, что все, что я описал там выше - мне причудилось. Что мне причудились очереди в 90-ом за товарами первой необходимости. Что мне причудилось, что я носил финский свитер, а моей мачехе все расписывали, как ей с этим свитером повезло.

И я не люблю за это ВОСР. Потому что она четко продемонстрировала - великие социалистические революции как заканчивались террором и продолжались бездарностью в восемнадцатом веке, так и заканчиваются/продолжаются в двадцатом. Потому что она дискредитировала левую идею по крайней мере на век, и всякому, кто сейчас захочет продвигать левые лозунги - а я за левый уклон в политике, так и запишите - придется как-то отмежевываться от результатов ВОСР. Придется как-то объяснять, почему на этот раз "это" сработает.
Придется как-то объяснять, что СССР не был левой страной. Я не уверен, что СССР можно назвать тоталитарным государством (я бы поостерегся, я бы вообще поостерегся использовать в серьезном разговоре этот ярлык), но СССР был подчеркнуто консервативным государством. И его нынешний электорат - это консерваторы, причем ультраконсерваторы. Потому что основные признаки, по которым ностальгируют по Союзу - это державность и народность, а это, мягко говоря, не левые точки для ностальгии; левые согласны мириться с державностью и народностью, если уж без них ну совсем никак не добиться левых успехов (на этом-то левых испокон веку и ловили - на готовности ради работоспособности поступиться принципами).
Придется как-то объяснять, что по-настоящему левая образовательная политика не может строиться на государственном диктате. Хрен ее знает, как она должна строиться, но на государственном утверждении одной программы она строится не может.
Придется как-то объяснять, что левая политика должна начинаться с отмены любой цензуры. Любой. Сколь угодно благодетельствующей. Сколь угодно жизненно необходимой, дабы вырвать печать из рук противников нашего уклада.
Придется как-то объяснять, что разрешение гомосексуальных браков, отказ от государственной оценки исторических реалий, свобода любого творчества (даже если это, извините, Pussy Riot) - это все пункты левой программы.
Придется как-то объяснять, что левая политика не может опираться на силовые структуры.
Придется как-то объяснять, что для левой политики даже США слишком централизованы. Возможно. Хотя они из лучших.
Придется как-то объяснять, что социальная справедливость - это как-то немножко больше, чем "взять все, отдать все государству, и пусть оно всем все распределяет, оно ж никого не обидит". Потому что так социальная справедливость не получается. И это даже не когда у инженера, который умеет делать ракеты и перекрывать Енисей, есть выделенная государством квартира (не своя), машина "Жигули" и каждый день завтрак, обед и ужин. И дача. Нет. Социальная справедливость - это когда он _живет_ на госдачах типа Барвихи, на него работает государственный гараж с представительскими автомобилями и именно его обслуживают спецстоловые.
Придется как-то объяснять, что левая политика - подчеркнуто идеалистична, в противоположность столь же подчеркнутому реализму правых.
А когда будут говорить, что без всего вышеуказанного не может существовать государство, что все государства во все времена (нужное вставить), и что если ввести эту утопическую программу, то государства не будет, а будут зоны оккупации соседей; что отпустить идеологию - это отдать идеологию врагам, а это - самоубийство... ну что ж, тогда надо говорить, что левое государство существует ровно настолько, насколько оно может поддерживать эту программу, и с левой точки зрения, любое государство, эту программу поддержать не способное - failed state по определению, а failed state не жалко. Что с левой точки зрения, государство и его аппарат - любой аппарат! - это зло и вред. Что слова об охлократии, тупом народе и вреде демократических и либеральных (да, левые - это либералы, представляете?), были сказаны еще в восемнадцатом веке правыми во Франции, а на русской почве были доведены до некоего логического совершенства неким Уваровым. И это, в принципе, не то чтобы принципиально плохо (хотя нам, левым, которые все это объясняют, не нравится - иначе мы бы не были левыми!), но это не левая политика. Это правая политика. И она всегда заканчивается именно вот этим классическим правым государством. С цензурой, идеологическим диктатом, социальным (и автоматом - экономическим) неравенством, клановостью в политике и системными кризисами.
И потом придется объяснять это не только своим противникам, и не только электорату, но и своим сторонникам. Которые придут в левое движение, потому что Союз был великой державой.
И потом придется объяснять, почему это все - сработает. Потому что СССР естественным путем пришел от таких вот объяснений, через революционный террор, и потом еще террор в тридцатые (когда в том числе и объяснятелей подвинули, если кто не помнит), к классическому правому государству. Которое и облажалось в 1991-ом, было в состоянии неустойчивого равновесия до 1993-го, столкнулось с неготовностью к реформам среди администрации, растеряло кредит доверия реформам у населения, вошло в период реставрации и окончательного ремонта гильотины к 2000-му, и вышедшее в режим нормального правого, даже ультраправого государства к 2014-ому, со всеми прелестями вроде империалистического передела сфер влияния, усиления идеологического государственного аппарата, централизации власти, культом силы государства (а равно представляющих его, государство, личностей) и прочая, прочая, прочая. Многие считают, что это - хорошо.
До сих пор левая программа в России не работала. Но, на мой вкус, до сих пор никто и не пытался.

@темы: СССР, Левая идея, Политика

---

Культура изнасилования

На самом деле, когда речь заходит об изнасилованиях, в клубок смешивается целая пачка разных тем, и лучше бы так не делать, наверное.
Итак, тема первая - тема юридической вины. С ней все очень просто и банально - есть закон, именно закон определяет, кто юридически виноват, кто юридически не виноват, и на какое наказание тянет любая вина. Наша юридическая практика определяет, что вина лежит на совершившем караемое деяние, а не на том, кто создал для совершившего деяние возможность это деяние совершить (ну, за исключением случаев, когда создание таких условий служит отдельным составом). Таким образом, с точки зрения российского закона, жертва в принципе не может быть виновата в преступлении, жертвой которого она является, никак, ни на 50%, ни на 25%, ни на 1%, ни "сколько-то" ("ну, в чем-то и она тут виновата"). Так что эта тема, по факту, не заслуживает даже обсуждения.

Тема вторая - куда сложнее. Дело в том, что юридическая вина и вина, скажем так, моральная - это две очень большие разницы. Вполне может быть несправедливый закон, ведь так? Или ситуация, когда человек нарушил норму закона, но в глазах общественной морали прав. Ну, например, его жену оскорбили, и он ударил оскорбителя по лицу - формально это состав преступления, и фактически это состав преступления, но по большей части общество поймет ударившего, и, вполне возможно, даже одобрит. И важно, что закон - штука, которая воспринимается как нечто внешнее (и это правильно), а мораль - как нечто внутреннее (и это тоже, строго говоря, правильно!), и поэтому, говоря о вине, говорится именно о вине моральной.
А мораль у нас, как ни крути, строится на христианском представлении. А главное, что есть в христианском представлении (и этим, кстати, оно сильно отличается от ветхозаветного) - это примат справедливости над всем вообще остальным. Не соблюдения юридической процедуры, а именно справедливости - чтобы хороший человек был вознагражден, а плохой человек был наказан. Если хорошему человеку Бог попустил быть наказанным, то, значит, не больно-то он и хороший (всеблагой и всесильный Господь ведь не будет наказывать хорошего человека, так?). Из этих парадоксов, между прочим, растет корпус текстов о теодицее ("если Господь - всесильный и всеблагой, то чего ж так много зла на Земле?"), а равно, как я могу судить, является источником понятия "первородный грех" ("ты исходно виноват уже тем, что родился не у тех предков").
Так вот, справедливо, чтобы плохой человек был наказан. А что такое "плохой человек"? Это человек, который совершает плохие поступки. А плохой поступок плох не триггерно, он более или менее плох. Причем, в отличие от юридического определения, которое бинарно (поступок либо преступен, либо нет), моральное определение всегда ситуативно, оно зависит от обстоятельств. Одно и то же действие, при разнице обстоятельств, будет восприниматься нами как совсем ужас-ужас, как не совсем ужас, как совсем не ужас и даже как похвальное действие, заслуживающее вручение наград. Хвосты от этого, между прочим, висят и в юридической практике - разумеется, потому что она вынуждена согласовываться с реальностью.
Юридическая практика сама по себе - дура, и, в общем, если бы мы жили в компьютерной модели, то оно было бы очень просто. Но, поскольку мы живем в мире людей, у которых за плечами - десятки тысяч лет накопления определенных культурных традиций, и, в общем-то, я охотно верю, что процесс это эволюционный (то есть, мусора, который сейчас не просто не нужен, а вреден, в человеческом представлении о мире больше, чем люди думают), постольку юриспруденция - сложное занятие, требующее лавирования между наказанием юридической вины и установления вины моральной.
В нашем, крайне несовершенном мире, изнасилование женщины мужчиной само по себе не является чем-то морально страшным и недопустимым. Десятки тысяч лет культурного развития дают именно эту установку - женщина не субъект отношений, она объект, как, например, стул. Бессмысленно вести борьбу за права стула. Никакое отношение ко стулу не является плохим. Это, если что, плохая установка, бесспорно - с моей точки зрения. Но любому мышлению требуется бороться с десятками тысяч лет в своей голове, чтобы признать - да, это плохо, фу таким быть. Именно поэтому, кстати, сами рассуждения о том, плохо это или нет, вызывают поляризацию и очень острые обсуждения. Сравните со, скажем, убийством - о том, насколько и как допустимо убивать, споры ведутся, но заметно более холодно и спокойно.
Ну и да, поскольку мы живем в мире христианской (ну, в лучшем случае, в мире постхристианской) морали - там возникает еще вот какая дилемма.
Пункт первый - женщина, которая одевается и ведет себя "как шлюха" (термин, заметьте, исключительно размытый), заслуживает, чтобы к ней относились, как к шлюхе. Когда шлюха отказывается выполнять свои прямые обязанности, она плохая шлюха. Плохой человек должен быть наказан. Вор должен сидеть в тюрьме. Кстати, с позиции авторов романа Жеглов - не самый положительный герой (хоть и не жестко отрицательный), мягко говоря, и эта фраза должна была выражать именно негативность его образа. Однако, во-первых, Высоцкий, скотина, оказался чересчур харизматичным, и во-вторых, фраза слишком легко ложится именно вот на эту вот моральную тягу к справедливости.
Беда в том, что когда применяются слова, отсылающие к чему-то, четко и жестко не установленному, всегда идет обращение к культурному коду. Человек этого, к его счастью, не осознает, не осознает настолько, что человек, который пытается всегда вытащить это наверх, определяется как "зануда". А культурный код, сложившийся в Европе за последние лет этак полторы тысячи, говорит, что большинство современных женщин ведут себя как шлюхи. В том числе (и как бы не в первую очередь) потому, что не признают власти одного конкретного мужчины над собой. Добро пожаловать в культуру оправдания изнасилования.

Тема третья. Так исторически случилось в европейской традиции, что у нас не такой большой спектр приемлимых ответов на тревожащую ситуацию нарушения справедливости. Справедливость все-таки основная точка традиции, мир, сотворенный всеблагим и всесильным Господом просто не может быть в основе своей несправедливым.
Во-первых, это деятельное исправление несправедливости - "этот подлец изнасиловал девушку! Двадцать лет ему! Расстрелять! Оторвать яйца! Насиловать бутылками на центральной площади!" Я немного утрирую, но, думаю, все эти варианты по отдельности каждый видел хоть раз. Человек совершил плохой поступок, и справедливость должна быть восстановлена - подлец наказан, жертва вознаграждена. Беда в том, что очень сложно вознаградить жертву соразмерно ряду преступлений - например, сложно вознаградить соразмерно жертву изнасилования. Что будет соразмерным воздаянием? И в том числе и поэтому изнасилование выносится в спектр непрощаемого и недопустимого в принципе - потому что тогда можно не считать, как вознаграждать жертву, а считать, что достаточным вознаграждением будет физическое уничтожение мерзавца. Это, кстати, вообще типичная реакция на ситуацию, когда возместить вред невозможно.
Во-вторых, это попытка обосновать, почему событие является "не-очень-несправедливым". А для этого нужно показать, что жертва - сама не очень хорошая, найти максимум грязи и "хорошие девочки так себя не ведут". Добро пожаловать в культуру оправдания изнасилования.

Наконец, есть тема четвертая. Как я уже писал выше, понятие "вина" имеет в нашем языке достаточно много тонко отличающихся значений. Например, возьмем пример с кошельком. Людям не очень приходит в голову утверждать, что карманник должен получить меньшее наказание, если кошелек у жертвы лежит в легкодоступном месте - однако фраза "черт, кошелек утащили; но я сам виноват, надо было лучше прятать!" глаз не царапает.
Это - вопрос атрибуции. Украденный кошелек, по умолчанию, в голове у человека - это не "один человек украл у другого кошелек", это "случилась пропажа кошелька". А это уже даже не вопрос справедливости, это еще более глубокий механизм - это механизм прогнозирования неопределенного результата. Существует вероятность пропажи кошелька, что я могу сделать, чтобы уменьшить вероятность этого события?
И вот тут не стоит забывать вот что. Единственная абсолютная защита от потери кошелька - не иметь кошелька, точно так же, как единственная абсолютная защита от изнасилования - не быть. Всегда может найтись кто-то, кого возбудит именно ваша миниюбка, именно ваше макси, именно ваша фигура под балахоном с паранджой, именно ваша седая борода до пояса. Вопрос - в вероятности. Существуют определенные более-менее известные факторы, их можно сокращать и рисковать меньше, можно не сокращать и рисковать больше.
Беда в том, что изнасилование - это преступление из тех, где преступник вступает в, гм, достаточно интимный контакт с жертвой, зачастую - это знакомый. Его сложно воспринимать как "то, что случилось", это "то, что один человек сделал с другим". В том числе и потому, надо сказать, что изнасилование - одно из немногих преступлений, аналог последствий которого не может случиться с человеком без участия другого человека. Можно потерять кошелек, без помощи карманника. Можно потерять имущество - в результате, скажем, пожара, без грабителей. Можно сломать себе ногу - без всяких побоев. Однако без участия другого человека получить изнасилование... нет, ну, наверное, теоретически это реально, но на практике моя фантазия пасует.
Поэтому подходить к изнасилованию как к любому другому неприятному событию, которое можно пытаться предотвращать, сложно.
Я знаю один хороший метод. Надо не держать насильников за людей. Надо держать их за событие, которое может случиться. С каждым.
Но это сложно. Потому что они живут среди нас, читают те же книжки, смотрят те же фильмы и пишут в те же социальные сети. И большинство из нас, все-таки, чувствует неготовность немедленно их всех расстрелять без суда и следствия.
Поэтому добро пожаловать в культуру оправдания изнасилования.

@темы: Культура

---

О мировой валюте

Вопрос - для чего нужна глобализация?

Ответ - глобализация есть естественный процесс установления единого во всех смыслах пространства при условии наличия единой хоть в какой-то части системы, например, в торговой.
Не лидер тащит за собой глобализацию, а процесс глобализации выделяет лидеров (и, скажем, после этого национальная валюта этих самых лидеров становится мировой - потому что этой валюте у населения шара попросту больше доверия, чем чему бы то ни было еще) - потому что регионы и страны планеты между собой не равны, и, скажем, объем торговли, который может реализовать Россия, Сомали не потянет.
Например, еще каких-то четыреста лет назад говорить о планетарном лидере было невозможно. Что такое планетарный лидер? Это игрок в системе, охватывающий всю планету, который имеет в этой системе возможностей больше, чем любой другой. Но для того, чтобы он появился, сначала нужна та система, в которой он будет иметь эти возможности. А если, скажем, два игрока имеют примерно равные возможности, то и лидеров в мире будет два. А если три игрока - то лидеров будет три. А поскольку системы у нас на шарике сложные, безусловно определить лидера будет тоже не так просто, потому что это игра с неполной информацией.

Вы, собственно, понимаете, как вообще устроена концепция мировой валюты? Это не Штаты пришли и сказали - "так, теперь вы все используете доллары в качестве мировой валюты", нет. Это выглядит так.
Есть некоторая страна (ну или какой-нибудь другой крупный торговый игрок), у которого внезапно нарисовался лишний ресурс. Скажем, у Венесуэлы лишнее зерно. Лишний в том смысле, что ему не требуется непосредственно сразу пускать этот ресурс на обеспечение своих нужд, и он решает создать некоторый запас. Но ресурс в товарном виде хранится ограниченное количество времени (зерно портится), и ему надо перевести этот ресурс в более постоянную форму. Возникает вопрос - в какую?
Можно, конечно, в золото (золото так сложилось исторически и то не сразу, сначала было серебро; фишка в том, что его мало, его запас контролируется, оно не портится, и оно не полезно в хозяйстве, так что не возникает соблазна потратить сразу). Это называется "золотой стандарт/запас". В этой ситуации международные обмены выглядят просто - вся пачка валюты, которую повыпустило государство, стоит столько, сколько стоит все золото в ее подвалах, для обмена считаем, сколько золота стоит один венесуэльский боливар, простым делением. Золотой стандарт, фиксированный юридически, это девятнадцатый век, когда объемы торговли чего-то такого потребовали. Главной валютой, которая по сути была просто обменным средством товара на золото, тогда был английский фунт. Но золота в мире недостаточно для того, чтобы покрыть стоимость всей пшеницы, всего урана, всего железа, вообще всего. К тому же, государство, создавшее себе золотой запас, не торопится его распродавать по рыночной цене - оно лежит себе где-нибудь в Форт-Ноксе и лежит, для того и создавали. А не во всех странах есть такие месторождения золота, которые покрывают всю их экономику.
Базовое решение проблемы - это использовать вместо золота обещание другого государства дать ресурса на некоторый эквивалент (например, пшеницы).
Тогда наша Венесуэла идет и покупает обязательство некоего другого сильного (то есть такого, который останется на рынке все то время, пока этот игрок расчитывает хранить этот резерв) игрока, которому он достаточно доверяет (ну, что тот попросту не кинет и не скажет - ха-ха, дурак, здорово я тебя надул) выдать по предъявлению этого обязательства ресурса в некотором установленном количестве. Тут проблема в том, что тут нужно, чтобы сильному игроку вот прямо сейчас была нужна именно пшеница, а не, скажем, каучук (ну, любому игроку всегда что-то нужно, так ведь?). Это решается через сложную систему операций, когда мы толкаем нашу пшеницу Китаю, берем китайскую облигацию на эквивалент н тонн железа, эту облигацию меняем на облигацию, скажем, России (с некоторым люфтом - условно говоря, Китай дал нам бумажку на n единиц ресурса, Россия взяла ее и в ответ дала нам бумажку на n-x ресурса, с учетом ненадежности Китая и того, насколько ей, России, возможность стребовать с Китая n тонн железа нужна).
Ключевая проблема этого - слишком сложно для цирка. Все эти вот пересчеты пшеницы в железо, железа в уран, урана в швейные машинки, швейные машинки в теплоходы, теплоходы в алмазы... не для того человечество деньги изобрело. В некоторый момент, вследствие глобализации - читай, "возникновения глобализованной экономической системы и начала связанных с этим сложных социальных процессов" (потому что до наступления глобализации Венесуэле, скажем, было бы трудно свободно оперировать на внутреннем британском рынке, чисто технически), игроки додумываются, что можно использовать внутреннюю валюту этого другого сильного игрока, и если что не так - попросту покупать пшеницу в Англии/США/... за фунты/доллары/национальную валюту .... Которую туда со всего мира привезут, потому что у сильного игрока и товарооборот большой. В крайнем виде такая система вообще превращается в некоторо-валютную зону (например, долларовую) - то есть даже внутри самой условной Венесуэлы основной денежный оборот превращается в долларовый. Потому что проще и надежнее.

В этом месте важно отметить вот что. При наличии свободной конвертации валют и свободного же рынка подобная система сама по себе вообще не требует никаких усилий со стороны сильного игрока. Его валюту берут не потому, что он всех заставил, а потому, что его валюте верят больше, чем другим валютам. Если это государство внезапно станет слабым, то и от его валюты начнут избавляться. В идеале, конечно, эта система действует в ситуации, когда сильный лидер один - но если сильных игроков много, то просто возникает дифференцированная корзина. Конечно, в этой ситуации неплохо бы как-то обеспечить нормальную конвертацию. Исторически это так называемая, пресловутая, клятая Бреттон-Вудская система, орудие закабаления мира проклятым англо-саксонским проектом и система, в которой международным платежным средством становится доллар, а его обеспечение делается фиксацией курса доллара к золоту.

С этим можно действовать разными способами. Можно попросту запретить - протекционизим в экономике, невыпуск своей валюты за пределы собственных границ. Это дает полный контроль за своей валютой, и опосредованный - за своим рынком (практика показывает, что полностью контролировать рынок в стране не может даже СССР). Можно разрешить и даже поспособствовать. Если вы разрешаете такие игры с вашей внутренней валютой (и с вашей валютой в такие игры, понятно, играют, т.е., она кому-то нужна), то вы получаете некоторый контроль над экономикой того, кто хранит в вашей внутренней валюте деньги - просто потому, что, ну, это ваша внутренняя валюта, и вы можете устанавливать с ней те или иные правила. Беда в том, что и тот, кто хранит сбережения в вашей валюте, получает контроль над вашей экономикой, потому что, ну, у него на руках куча ваших обязательств выдать ему по требованию кучу ресурсов, а позволить себе каждое утро устраивать жесткое обесценивание вашей внутренней валюты вы не можете, потому что это, ну, ваша внутренняя валюта, у вас за нее граждане хлеб покупают. А если вы будете постоянно устраивать фокусы с изменением цен, то еще и внешнее доверие ко вашей внутренней валюте упадет, и статус мировой валюты она потеряет естественным образом. Это называется "парадокс Триффина", и в очевидном виде взорвалось в 1971 году, когда, по сути, США отказались выплачивать золото за баксы. Если кому интересно, то по итогам мероприятия пришли к плавающему рыночному курсу на валюту (Ямайская система), где, по сути, валюта стоит сколько, на сколько ей доверяют в мире.

Но если, опять же, ваша мощь (которая обеспечивает в том числе и вашу внутреннюю стабильность), зависит от внешней обстановки (а мы живем уже в таком мире, который всегда зависит от внешней обстановки) - ну, например, основой вашей мощи является то, что у вас крупнейший в мире торговый баланс, и вы всегда можете что-то, чего вам не хватает, купить - вы просто вынуждены тратить сколько-то вашей мощи на то, чтобы поддерживать эту систему в рабочем режиме, и чем быстрее у вас теряется мощь (по любой причине), тем больше ее придется тратить на поддержание статус-кво. А еще в том, чтобы вы продолжали тратить сколько-то вашей мощи на то, чтобы поддерживать эту систему в рабочем режиме, заинтересованы все те, кто накопил валютный резерв, в котором ваша валюта занимает более-менее большое место. При этом, глобализация современных экономик такова, что при отказе от мировой торговли рухнут, наверное, все хоть сколько-то развитые экономики мира.

Именно поэтому Бреттон-Вудская система сменилась Ямайской - когда вся нагрузка, вся ответственность и весь контроль передается с одного игрока на сразу нескольких, чтобы возникала дифференциация валютной корзины. Другое дело, что, пока одна из держав является объективным лидером и обладает наибольшей мощью, она вполне четко является самым стабильным игроком (в том числе и потому, что не хочет потерять позицию лидера, а именно это с ней и произойдет, если статус-кво изменится). Поэтому все продолжают скупать валюту именно этого игрока.
Если этот игрок рухнет (а, как показывает практика, все рано или поздно рушатся), то экономическую систему уронит. Дальше возможны два базовых варианта. Вариант первый. Мировая экономика поскрипит, поболит, пострадает, найдется новый лидер или пачка лидеров (в принципе, такой механизм в Ямайскую систему заложен, и называется он СДР), и будет новая экономическая система. Возможно, что новый лидер будет той же мордой, если она сумеет оклематься и встать. Вариант второй. Рухнет вся система международной стабильности, потому что промышленно развитым странам проще воспользоваться накопленной за поколения военной мощью, чтобы отобрать ресурсы у стран менее развитых, где добывать ресурсы проще (потому что то, что было просто добывать в промышленно развитых странах, в промышленно развитых странах уже добыто), даже с учетом доставки. Которая с развитием технологии все дешевеет. Это очередной передел мира, который, в наших глобализованных условиях, называется "мировая война". Тупо и банально потому, что решение "затянуть пояса, отказаться от шелков и высоких каблуков, фуагры и шестого айфона, наряду с теплом, электричеством и прочим хайтеком", при условии наличия ПОКА ЕЩЕ работающих (потому что это не мгновенное нажатие кнопки и все) танках, авианосцах, винтовках и баллистических ракетах, может, конечно, быть гуманным и в конечном итоге даже рациональным. Но, поскольку люди в таких делах негуманны и нерациональны (что подтверждается историей с ошеломляющей частотой), на это игроки ан-масс не пойдут. А чтобы пошли, нужно, чтобы кто-то их заставил. См. вариант первый - потому что именно тот, кто заставит, и будет новым лидером.

Потому что - и это самое главное - глобализация никому и низачем не нужна. Она просто есть. Она возникает за счет того, что мир маленький, что в нем можно относительно легко доставить сколько-то тонн эквивалента взрывчатки любому игроку на рынке, что в современных технологических укладах (не только айфонов, но и куда как более полезных вещей, например, всех) используется огромное количество всего, и ни одна страна мира, насколько я знаю, не обеспечивает себя полностью без импорта. Хотя многие хотят. Это как ресурсы с одной стороны, так и конечные продукты с другой. Мир маленький, мир тесный и в нем все друг от друга зависят.
И вот это-то и есть глобализация - и ее причиной была индустриальная революция, и ее следствием является индустриальная и в особенности постиндустриальная цивилизации планеты Земля. Кому она нужна, сама по себе? Да никому. Как никому не нужно было само по себе заполонение радиоэфира сложнокодированными сигналами - просто это оказалось обязательным условием работы радио в мировом масштабе, а вот оно-то нужным оказалось. Управлять неглобализованным миром, если что, при прочих равных проще.

Так и живем.

@темы: Социальное, Политика